И все же он стоял на своем. Он считал, что найдет надежного некурящего человека, если “Бьюкэнен” даст ему время и финансовую поддержку новой системы выплат. Она начиналась с небольшой выплаты, которая каждый год удваивалась. Чем дольше испытания, тем ценнее данные для “Бьюкэнен” и крупнее выплаты. Естественно, это зависело от выполнения всех требований контракта, наверняка включавших и проживание поблизости от Центра исследований, но после первых нескольких месяцев никотин станет неповторимой приманкой сам по себе. Для полного счастья, писал Джулиан, мне надо лишь найти своего мистера Икс.
Я завидовал ему, потому что он знал, чего хочет. И почти наверняка получил это — скорее всего еще до того, как я перестал пялиться в экран компьютера и перепечатывать всеми забытые оперы, пока женщины обсуждали мою неспособность по-настоящему любить.
— Мужчины не в силах изменить образ мыслей, — сказала мадам Бойярд, — поскольку думают, что и без того идеальны или хотя бы наполовину пригодны. Они не могут уяснить, что любовь подобна смерти и загробная любовь в загробной жизни отличается от привычной жизни.
— Надо бы не обращать на них внимания, — сказала Джинни. — Но потом влюбляешься и не можешь остановиться.
— Конечно, можешь, — сказал я. — Просто займись чем-нибудь.
— Все остальное бессмысленно. Даже мое пение. Я бросила бегать.
— Значит, ты не можешь быть влюблена, — сказал я. — Считается, что это полезно.
Мадам Бойярд и Джинни вздохнули в унисон. Они настроены на одну волну. Затем мадам Бойярд спросила меня, не боюсь ли я женщин, и тогда я встал и надел пиджак.
— Постой, Грегори.
Мадам Бойярд встала и загородила мне выход.
— Успокойся, — сказала она. — Вот. — Она взяла свою сумочку, и я решил, что она собирается дать мне денег, но она достала две сигареты и положила их на стол. — Возьмите, — сказала она. — И успокойтесь.
— Я же бросил, помните?
— Я никому не скажу.
Я должен был недвусмысленно заявить ей, что это не имеет ничего общего с курением. Но меня сбила с толку Джинни: она проворно схватила одну сигарету и опустила ее в верхний карман джинсовой курточки. Невинно посмотрела на меня, и тут, как бы ни отличались Люси и Джинни, я подметил между ними одно большое сходство. Все без исключения женщины безумны. Это объясняло множество загадочных вещей, которые иначе невозможно понять.
— Он же был огнеупорным, — сказал я. — На нем была этикетка Британского института стандартов.
Я закрыл глаза, надеясь, что этого не произошло, но на фоне запаха горелого дерева и обуглившихся кирпичей явственно чувствовался душок зеленого табака. Я слышал шипение пара и крики людей. Слышал лай Гемоглобина. Я открыл глаза и увидел, как он увлеченно наматывает круги в свете фар пожарных машин, припаркованных между нами и домом. Полосы голубого света шарили по темному саду и расцвечивали подходивших Эмми, Тео и Уолтера. Только Джулиан сохранял спокойствие, он стоял в тени пожарной машины и разговаривал с пожарником, выяснял, что произошло.
— Может, он внутри, — сказал я.
— Нет, — сказал Тео.
Нам приходилось перекрикивать ветер и шипение пожарных машин. Тео поднял воротник плаща.
— Может, где-нибудь спрятался?
— Нет, — сказала Эмми.
Она застегивала свою ветровку. На ней были джинсы Тео.
— Но ведь какая-то надежда есть?
Тео подошел вплотную ко мне, чтобы не кричать. Его лицо исхудало, а шрам на губе стал заметнее. Он положил руку мне на плечо, словно чтобы поддержать. Он сказал:
— Табак горит при температуре 800 градусов по Цельсию.
Эмми взяла меня за руку.
— Мы понимаем, каково тебе, — сказала она.
— У меня однажды умер попугайчик, — сказал Уолтер, но Эмми осадила его взглядом, и он умолк.
В растерянности я пытался сфокусировать взгляд на желтой зюйдвестке Уолтера. В ней он смахивал на пожарника.
— Его звали Мак, — сказал Уолтер.
Мне хотелось свалить на кого-нибудь вину. Тогда это обрело бы какой-то смысл. Я пялился на колоколообразную шляпу Уолтера и гадал, может ли человек его возраста помнить, как уронил зажженную трубку в корзину для мусора, набитую бумагой. Сухой бумагой. И старыми деревянными карандашами.
— Уолтер не виноват, — сказала Эмми. — Он пришел в Клуб, чтобы мы побыли наедине.
— Он все сделал правильно, — сказал Тео. — Позвонил по 999, а затем нам.