Я бросил Джулиану ключ от квартиры.
— Оставь себе, — сказал я. — В качестве компенсации за дни, которые остались от первого контракта.
Джулиан вздохнул. Я видел, что ему жаль меня.
— Помнишь обезьян? — сказал он. — Знаешь, их никогда не отпускают на волю. Их не отсылают обратно в джунгли, выдав каждой первой запас “Кармен”, а каждой тысячной — печатную машинку, чтоб они на пенсии накатали “Гамлета”.
— Когда-то я уважал тебя, Джулиан. Можешь в это поверить?
— Мы убиваем их, Грегори. После окончания опытов мы их всех убиваем, а затем очень внимательно смотрим, что сигареты сделали с ними внутри.
— Ты мне угрожаешь?
— Конечно, нет.
— Ты изменился, Джулиан.
— Я квалифицированный врач.
— Ты похож на прежнего себя с пониженным содержанием смол.
— У меня первая степень. Я добиваюсь своего.
— С фильтром.
— Все, что у тебя есть, ты получил благодаря мне.
— И без никотина.
Джулиан встал и наклонился над столом, опираясь на растопыренные пальцы.
— Ну так подписывай этот чертов контракт, — сказал он.
— Нет.
Он бросился на меня через стол. Я увернулся, встал и открыл дверь в приемную. Я почти дошел до двери в коридор, когда он сказал:
— Люси Хинтон. — Я замер. Обернулся. Джулиан не двинулся. — Она переспала с тобой на спор.
Я открыл дверь и вышел. Двинулся к лифту.
— Люси Хинтон! — отчетливо выкрикнул он, его голос несся от стола через приемную, следом за мной по коридору. — Я с ней трахался. Я все время с ней трахался!
Я добрался до лифта. За дверями возникла женщина со спящим младенцем, завернутым в анорак. Во рту у женщины торчал окурок. Она вышла в коридор.
— Три недели! — верещал Джулиан. — Даю тебе три недели максимум!
Двери лифта с содроганием закрылись, отрезав голос Джулиана. Рано или поздно он неизбежно заметит очередь перед квартирой. Он знает, что делать. Он же врач.
День
20
Я совершил большую ошибку.
В доме, на столе передо мной, — пенал фирмы “Хеликс” для научных инструментов. Теперь в нем листья табака. Нарезанные, заготовленные, измельченные и ароматизированные моими собственными руками.
Пачка папиросных бумажек.
Наверно, я что-то не так понял. Вряд ли мисс Брайант говорила, что рассказчик не может умереть. Скорее она учила нас, что рассказчик не может описать собственную смерть. Не всю, не до конца, по очевидным причинам. Значит, если верить мисс Брайант, рассказчик либо живет дальше, либо молча умирает.
На улице ясное раннее утро погожего весеннего дня, этого и никакого другого. За моим окном, вот прямо сейчас. Белые облака в вышине. Самое оно для дельтаплана.
Richard Beard
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.