— Но, — продолжил он, и его голос стал более серьёзным, — это тяжелое бремя требует от всех нас понимания, усердия и преданности. Мы живём в счастливые времена, и я не хочу, чтобы что-либо их нарушило. Поэтому мы должны быть едины, как никогда раньше. Мы должны быть верны друг другу и нашим общим целям. Мы должны помнить, что сила в единстве.
— Однако я не могу не заметить, что некоторые из вас уже забыли о том, что такое настоящая преданность. Вы живете слишком хорошо, слишком расслабленно. Вы забыли о том, что настоящая сила рождается в трудности, в самоотверженности и в готовности пожертвовать чем-то ради общего блага.
Гриф сделал небольшую паузу, и его голос стал еще более серьезным:
— Поэтому я с грустью сообщаю вам о повышении налогов. Я знаю, что это не простое решение, но оно необходимо для нашего общего благополучия. Мы должны укрепить наши границы, увеличить наши запасы и убедиться, что наш город готов к любым испытаниям. Это не легкое бремя, но я верю в вас. Я верю, что вы понимаете необходимость этих мер. Ведь мы все хотим жить в безопасном и процветающем городе, верно?
— И я обещаю вам, что эти меры принесут свои плоды. Возможно, не сразу, возможно, не за год или десять, или даже не в этой жизни, но когда-нибудь потом. Но я убеждён, что ваши дети будут вам благодарны. Благодарны за всё, что вы сделали ради их будущего.
Минутная пауза, полная тишины.
— В связи с этим я объявляю о необходимости увеличения набора рекрутов. Нам нужны новые люди, готовые вступить в ряды наших великих компаний и отправиться осваивать дикие земли, лежащие за пределами нашего города. Это будет непростой путь, но я обещаю богатство, власть и вечную славу тем, кто решится на это приключение. Отправляйтесь в неизвестность, и вы вернётесь героями! — бойко вещал Гриф.
— Также я объявляю о щедром финансировании всех колонистов. Каждый желающий покинуть город ради освоения новых земель получит всё необходимое: оружие, провизию и вола. Я не пожалею ничего для процветания моего народа. И я верю, что вы, мои верные подданные, ответите на мой зов в это непростое время!
Как только Гриф исчез за стенами башни, вслед за ним двинулся и бургомистр, ведя за собой своих чиновников, толпа сразу же начала роптать. Тишина, висевшая над площадью всего несколько минут, разлетелась вдребезги, словно хрустальный шар, упавший на каменную мостовую. Сначала послышались единичные голоса, шепот недовольства, волны которого расползались по толпе, словно круги на воде. Затем шепот превратился в ворчание, ворчание — в громкие возражения, а возражения — в настоящий гневный рев.
— Налоги! Опять налоги! Всё никак не нажрутся, твари! — крикнул толстый мясник, опустив окровавленные руки.
— Как он смеет! Мы и так отдаём ему половину нашего урожая! — возмущённо воскликнула женщина, держа на руках плачущего ребёнка.
— Да чтоб его чешуя отвалилась! — прорычал рыбак, бросив котомку, переполненную пойманной рыбой.
Люди толкались, перекрикивая друг друга, ища оправдание своему гневу. В воздухе висело напряжение, словно перед бурей. Толпа была не просто недовольна, она была в ярости. Они не хотели платить больше, так как не желали лишиться того скромного уровня жизни, которого с трудом достигли. Гнев, словно волна, пронесся по площади, заставляя людей кидать в стороны камни, палки, ведра с рыбой. Их глаза были красны от ярости, их голоса трещали от негодования.
А ведь казалось, на первый взгляд, какой благопристойный и процветающий городок, а нет, всё как у людей…
В этой бурлящей толпе, среди океана гнева и отчаяния, застыл бургомистр, был как маяк в бурю. Он стремительно возвращался в ратушу, его лицо было бледным от страха, а руки дрожали от бессилия. Он понимал, что сегодня совершил ошибку. Он осознавал, что огонь гнева в сердцах горожан уже невозможно потушить.
Но это буйство было мгновенно остановлено тяжёлым постукиванием клюки, что медленно приближалось.
Постукивание было глухим и резким, словно удар молота по наковальне, и оно разносилось по площади, заставляя толпу замереть. Люди инстинктивно отшатнулись в стороны, пропуская двухметрового проповедника, мощного старца, что шагал к ним с невозмутимым выражением лица.
Старец был одет в тяжелый латный доспех, украшенный в драконьем стиле. Блестела массивная нагрудная пластина с выгравированным изображением дракона, расправляющего крылья в полете. На плечах и рукавах доспеха красовались чешуйчатые детали, словно остатки кожи великого змея. В руке он держал тяжёлую клюку с массивным бронзовым набалдашником, украшенной грозными клыками, что торчали из пасти.