Однако лицо старца было открытым и выражало лишь скуку. В его глубоких серых глазах не было ни гнева, ни страха, ни даже удивления. Он смотрел на толпу с таким же равнодушием, с каким рыбак смотрит на волны, бьющиеся о берег. Казалось, что еще один миг, и он сам выдохнет из пасти океан пламени, словно дракон. В его позе, в его взгляде считывалась неимоверная сила, которая могла бы раздавить толпу в пыль одним движением руки.
Толпа затихла, словно у всех выдернули языки. Гнев, недовольство, страх — всё исчезло, уступив место ужасу и покорности. Это было не просто ощущение силы, это было ощущение бесконечного могущества, перед которым любая человеческая ярость казалась нелепой и беспомощной. И такое для меня было в новинку, ведь это же обычный человек? Ну или, по крайней мере, ничем себя не выдаёт, да и ауры демонов или же прочего смрада не чувствуется. Любопытно.
Старец, словно не замечая трепета толпы, медленно подошел к бургомистру, который стоял ошеломленный от всех навалившихся разом событий.
— Дети мои, — начал он голосом, глубоким, словно звон колокола, и в то же время нежным, словно шепот ветра. — Гнев ваш я понимаю. Но помните, что это плохой советчик. И помните, что мы все живем под крылом великих драконов, что дарят нам мир, а не пламя.
Он поднял руку с клюкой, и в его глазах зажглись искры, словно звезды на ночном небе.
— Уважение к власти — это не просто слова, это закон. Закон, который создан для нашего же блага. Закон, который защищает нас от зла, хаоса и бесконечных войн. — Старец сделал небольшую паузу, и в этот момент в воздухе почудился слабый запах горения. Толпа застыла в напряжённом ожидании. Дышать становилось всё тяжелее, словно чья-то невидимая рука сжимала лёгкие.
— Не забывайте, что драконы — это не просто могущественные существа. Они — это мудрость, это нескончаемая сила и, конечно же, справедливость. И если вы отвернетесь от их законов, то пламя этого гнева зажарит весь город, оставив от него лишь пепел и разрушения.
Он повернул левую руку, и в этот момент на кончиках его пальцев зажглось белоснежное пламя. Пламя было небольшим, но от него исходил такой жар и яркость, что толпа инстинктивно отшатнулась назад, словно от удара молнии.
— Но лишь вы выбирайте, — произнёс старец, и в его голосе слышалось предупреждение. — Уважение или пламя. Выбор ваш. Но помните, что результат будет единым для всех. — но в его глазах не было угрозы, было лишь бесстрастие, которое было еще более ужасным. Он не пугал, он просто констатировал факт. В этом факте была сокрыта пугающая истина, которую все здесь осознавали.
Толпа, словно волна, отхлынула от старца, оставляя его стоящего на пустой площади. Люди разбегались в разные стороны, словно испуганные зайцы, их голоса исчезли в переулках, их лица исчезли в тени домов. Лишь грохот шагов еще некоторое время отдавался эхом от каменных стен ратуши.
За пару минут площадь опустела. От бывшей бурлящей толпы остались лишь разбросанные предметы: кровавая туша свиньи, брошенная рыбацкая сетка, полная рыбой, плачущий ребенок, которого мать бросила в порыве паники, но спустя пару минут всё-таки его забрала.
Я оказался один на этой площади, в компании магических фонарей, что висели на стенках ратуши и отбрасывали странные тени на мостовую. Фонари были сделаны из полированного черного оникса и украшены узорами из золота и платины. В них горели не обычные свечи, а уже знакомые кристаллы, излучавшие мягкий синеватый свет, который не давал теням становиться слишком грозными.
Пару раз оглядывался по сторонам, словно ожидая, что толпа может вернуться в любой момент. Но площадь оставалась пустой. Лишь ветер шелестел листвой деревьев, что стояли вокруг площади, словно молчаливые свидетели недавнего безумия. Я ощущал на себе тяжелый взгляд старца, который стоял в нескольких шагах от меня. Он смотрел на меня с тем же бесстрастием, что и раньше. Я не мог разобрать, что он думает, но я понимал, что он не разочарован. Он не удивлялся, он не ужасался. Он просто наблюдал.
— Хорошая погода, не правда ли? — сухо интересуюсь у молчаливого старца.
Я отступил на шаг назад, ощущая всю «неловкость» момента, спустя пару минут тишины. Я понял, что в этой ситуации лучше и правда молчать. Но я не мог не удивиться его бесстрастию. В нем не было ни капли страха, ни капли злости, ни капли жалости. Он был пустым, бездушным и в то же время могущественным, словно некий бог с холодным сердцем. И вдруг, словно пробуждаясь от глубокого сна, старец заговорил. Его голос был спокоен и глубок, словно гул земли.