Старые люди говорили, что богинки сидели в оврагах, в ямах, в ручьях, — а на вид были, как люди. Только глаза у них горели всегда, как огоньки, и ходили они голые.
У всех у них были длинные груди, как мешки. В погожие дни они выходили из своих нор, садились на камнях и деревьях, грелись где-нибудь на солнце; когда шли, перекидывали груди через руки — и все!
Ночью они стирали груди в ручьях, то по двое, то по трое, то по четверо, стирали, как бабы белье вальками, так что в лесу гудело!..
Говорили они, как люди. Плясали, пели, собирали грибы, малину, ягоды в лесу и ели.
Иногда они целой гурьбой сидели по оврагам. Разные они были: большие, маленькие, хромые, прямые, — дети у них тоже были. Свивали они себе венки из пестрых цветов и носили на головах. Сосали коров и овец, доили их днем на пастбищах, если удавалось, а нет — так ночью, в стойлах.
Овины надо было держать на запоре.
Сколько они людям зла делали, страсть! Мужикам еще не так; если мужик сильный, молодой, они его побаивались. Но если стар он — хватали его и кружили в пляске, только голову покажет из избы, или где-нибудь к ручью пойдет, хоть и днем.
В те времена пусть баба заплела бы волосы в одну косу или девка в две: у, она уж их была! Трудно было мужикам и цепами ее отстоять! Надо было остерегаться! Особенно от этих шельм доставалось больным бабам, роженицам. Целых шесть недель роженице за порог нельзя было выйти, а то сейчас богинки на шею сядут! И мужик все это время должен был дома сидеть — днем и ночью; а то уж, если они нагрянут, так сил никаких не было их прогнать! Так было с Буртусем, богатым хозяином в Ментушовецкой долине. Они у него дудку украли, чудного голоса, что от деда разбойника еще осталась, жену хотели украсть, ребенка подменили, еле-еле отняли у них! Идет раз жена его, Зоська, домой, кадку молока несет на плече, да вдруг у самого дома как обступят ее богинки! «Зоська! Зоська! Зоська! Что ты нам несешь?» — и айда на нее! Зоська была молодая, здоровая, видит, что тут не шутки, защищается, как может. Какое! опрокинули ее наземь. Хвать за косы и за ноги, тащат к оврагам у потока. Зоська как закричит! Слава Богу, услышал ее Войтек Войдыла; он молотил неподалеку, а его долго не надо было просить! Бывало, только услышит что-нибудь — бежит! Бросился с цепом, увидал в чем дело и пустился за богинками. Повстречал какую-то лошадь на пастбище, вскочил на нее, поскакал. К счастью, одна из богинок была хромая; он ее догнал. Схватил ее руками, закружил над головой, та молит, просит, обещает, что спасет мол Зоську. И кричит:
Зоська услышала, стала хвататься рукой за траву по пути, пока не попала на колокольчики, что росли на меже, и богинки оставили ее. Такой уж у них закон был: если баба, которую они тащат, сорвет цветок, который зовут колокольчиком, они должны были пустить ее.
Мстили они потом Буртусям. У него была такая привычка, что, как придет из гор домой, вылезет ночью на крышу и давай на дудке играть. Раз он вздремнул на крыше, выпустил дудку из рук, и она упала вниз, а богинки уже ее подкарауливали. Хвать! — и удрали. Казалось, будто перебесились они с этой дудкой! Бегали ночью по деревне, вырывали мох из стен и дудели сквозь щели в избы людям. А особенно около Буртусевой избы; дудят и кричат: «Не так, Буртусь, не так играешь, вот как надо: бу-у-у-у! Ирру-у-у! бу-у-у!..» — Учат его, как играть, а он славный музыкант был. В другой раз, когда Буртуси оставили ребенка в поле на минуту одного, богинки его украли и положили вместо него своего. Вот плач был в избе! К счастью, одна старая баба посоветовала подмененного ребенка вынести в поле и бить, сколько влезет! Когда ребенок начал уж очень кричать, богинки принесли украденного. Это было единственное средство в таких случаях. Когда они пришли с его ребенком, Буртус запер ворота и хотел их избить, но они так стали драться, что пришлось на них быка с цепи спустить; он страшно бодался.
Казику Плазу у которого был пивоваренный завод в Хохолове, они не давали покоя, пока, наконец, не перепились раз пивом, которое он нарочно им приготовил; перепились так, что ни рукой ни ногой шевельнуть не могли. Тогда Казик стал их огнем жечь, и они совсем ушли из тех мест.
Богинки носили красные шапочки. Одна из них пришла к мужику ночью картошку воровать; картошку там, по той стороне, к Черному Дунайцу, репью зовут. Догнал ее мужик и сорвал у нее красную шапочку с головы. Тогда она стала приходить по ночам к его дому и жалобно молить:
Местами падали тогда Градуны вместе с тучами. Не приведи Бог, если на какой поляне ему что-нибудь сделают. Ох, возьмут его тучи опять с собой наверх, он станет над поляной и так сеет градом, что всю землю застелет.