– Ясь!..
– Ну? – сказал Ясек, плюнул в табак и стал его растирать на руке.
– Не пойдешь больше к ней, правда?
– Куда?..
– К Ядвиге?..
Ясек затолкал табак, смешанный с угольками, в трубку, взял ее в рот, вынул из костра горящую веточку, прижал ее к табаку, прижал пальцем, потянул несколько раз, бросил ветку в огонь и сплюнул в него. Кристка присела перед ним на корточки и смотрела на него, как на своего ребенка.
– Ясек! – сказала она вполголоса, – все, что хочешь, дам я тебе.
– Да, ведь ты уж мне все дала, верно? – насмешливо спросил Ясек.
– Буду ходить за тобой, как мать. Никогда работать не будешь…
– Да, ведь, я и теперь немного работаю.
– Будет у тебя все, как у барина. Обед тебе буду варить каждый день!
– Да ну?.. – Ясек снова сплюнул в огонь. – Ну, а еще что?
– На свадьбу дам…
– С кем?
– Ясек!.. не будь такой недобрый, как дьявол!
Ясек встал со скамейки.
– Куда идешь?
– Куда хочу, – ответил он спокойно.
Кристка снова обняла его.
– Не любила я тебя? Не целовала? Не ласкала? – говорила она ласковым голосом. – Когда ты приходил, ты всегда был желанным. Приходил ты по ночам, стоило тебе только в окно постучать или в стену, разве я тебе не открывала; приходил ты зимой, когда холодно было, разве я не выскакивала к тебе в рубашке, босиком? Я тебя всегда, как спасенья желала! Ясек! – И Кристка прикоснулась лбом к его коленям и обняла его ноги.
– Ясек! Ясек!
Но Ясек уже стал терять терпение, рванулся и пошел к двери. Кристка не выпустила его ног и потащилась за ним по земле.
– Пусти же меня!
– Не пущу, ты мой! ты мой! ты мой!
– Я той, чьим быть хочу! – сказал не терпеливо Ясек.
– Еще крепче буду тебя целовать! Не хочешь меня больше?
– Целуй! – ответил Ясек. – Ведь ты меня не купила, чтоб привязать, как бычка, на веревку.
– Купила! и на веки!
– Чем?
– Сердцем моим!
– Ну, болтай, – проворчал Ясек и направился к двери.
Тогда Кристка вскочила и крикнула:
– Стой! – голос ее звенел таким бешенством, глаза так горели, что Ясек остановился.
– Стой! – кричала Кристка. – Скажи мне, что приглянулось тебе в этой губастой? Богаче она меня, что ли? Или краше? Или слава о ней ходит? Что тебе в ней приглянулось больше, чем во мне? Только ты ее увидел этим летом, так тебя к ней и потянуло! Говори! Чем она приманила тебя к себе! Говори! Разве есть девка лучше меня? Ну?
И она стояла перед ним с растрепанными волосами – платок упал на плечи – с блестящими черными глазами и пылающим лицом.
Ясек в шляпе набекрень, с трубкой в зубах, опирался, подбоченясь, на чупагу.
– Что тебе приглянулось в ней больше, чем во мне?
– Серые глаза.
– Серые глаза?
– Да.
У Кристки еще больше запылало лицо, словно молния пробежала и остановилась у нее между черными бровями.
– Глаза!? – крикнула она снова.
– Да! – ответил Ясек небрежно и нетерпеливо.
Молния горела между бровями Кристки, но лицо ее переменилось, и дикой усмешкой забелели из‑за губ мелкие, острые зубы.
– И ты к ней хочешь идти?!
– Иду туда, куда хочу.
– Конечно. Еще бы. Вот если я могла выкрасить глаза в серый цвет! Что мне с ними делать? Не посереют они у меня. Ничего тут не поделаешь! Да постой же, Ясек, не ходи, я тебе ее сама приведу; коли ты мне так прямо сказал, так я уж знаю, что делать. Сиди здесь, в шалаше, я тебе сейчас ее приведу!
Она выхватила из костра большую головню.
– Темно? Так я посвечу тебе!
Ясек ступил шаг вперед и смотрел на нее, немного изумленный.
– Что ты хочешь делать, Кристка? – спросил он.
– Приведу ее! Сейчас обе в шалаше будем. Коли ты мне так прямо сказал, так я уж знаю, что делать.
И с огромной пылающей головней, как с факелом, она выбежала из шалаша; сквозь щели Ясек видел по свету, как она шла к избе Ядвиги, которая была в нескольких шагах.
– Ядвига лежит и спит, – подумал он: – она ее ко мне позовет, что ли?
И снова спокойно сел лицом к костру.
Кристка подбежала к избе Ядвиги. Там звенели колокольчики коров, запертых на ночь. Ядвига сидела на пороге со стороны поля.
– Что там? – спросила она, видя приближающийся огонь головни.
– Не спишь еще, Ядвись? – спросила Кристка.
– Нет. Это ты, Кристка?
– Я.
– Зачем ты пришла сюда с головней?
– За тобой.
– Зачем?
– Иди со мной.
– Куда ж мне идти?
– К Яську.
– К Яську? Да он сам ко мне придет, – отрезала Ядвига.
Кристка помолчала немного, потом сказала странным голосом.
– Глаза у тебя серые, Ядвись?
– Какие есть, такие есть. А тебе что?
– Ядвись! глаза у тебя серые?
– На кого черта тебе мои глаза, серые ли, карие.
– Ядвись! глаза у тебя серые?!
– Хочешь знать: сама посмотри!
– Покажи!
– Иди, откуда пришла! Чего тебе от меня надо?
– Покажи мне их, глаза твои!
– Кристка, да ты очумела!? Чего ты хочешь?
Ядвига встала с порога и остановилась перед Кристкой лицом к лицу, вся красная от огня.
– Чего хочешь?!
– Глаз твоих хочу! Вот чего! – крикнула Кристка и ударила ее по глазам пылающей головней.
Страшный, раздирающий крик разорвал лесной мрак и ночь. Собаки пронзительно залаяли, а эхо крика разлетелось во все стороны, словно скалы завыли вокруг. За этим криком раздался другой и третий; поляну наполнил ужасный, пронзительный стон, словно вырывавшийся из внутренностей.
Ясек выскочил из шалаша и подбежал к избе.
– Что там случилось?! – кричал он. – Что такое? Кто там так орет?! Что… – Слова у него застряли в горле. Кристка держала за руку ползавшую по земле и кричавшую Ядвигу и светила над ней вихрем искр от головни. Увидев Яська, она крикнула:
– Вот она! Вот ее серые глаза! Смотри‑ка!
И пахнула ему огнем.
– Что ты сделала, несчастная!?
– Что!? Подожгла ее глаза, как мох, – засмеялась Кристка, так что в лесу загудело.
Люди, проснувшись, стали выходить из изб и бежали туда, откуда неслись стоны и крики и где блестел в воздухе огонь, но вдруг Ядвига перестала стонать и метаться на камнях и навозе, – должно быть, лишилась чувств от боли.
– Подожгла ее глаза, как мох! – повторила Кристка, отпустила руку Ядвиги и бросила догоравшую головню прочь.
Стало тихо и темно; тогда она подошла к Яську, который стоял, онемев от ужаса, крепко, порывисто обвила ого шею обеими руками и с силой пригнула его голову к себе.
– Теперь ты будешь мой! – сказала она диким полушепотом. – Теперь ты будешь мой!
И он наклонился к ней, хоть и не по доброй воле, но не упираясь. Кристка взяла его за руку и повела его в темный и легкошумный лес.
КАК ВЗЯЛИ ВОЙТКА ХРОНЬЦА
Якубек Хуцянский мчался, что было духу, в горы и покрикивал:
– Ей‑ей, скажу ему! Ей‑ей, скажу ему!
Якубку Хуцянскому было лет четырнадцать, и он прекрасно понимал, что о Войтке Хроньце, который «дезентировал» из полка и сидит у них в горах, никому не надо говорить, – да только он прекрасно понимал и то, что о Касе Ненцковской, Войтковой невесте, что пляшет теперь в корчме с парнями, – рассказать ему надо. Он мчался, что было духу, в горы и покрикивал:
– Ей‑ей, скажу ему! Ей‑ей, скажу ему!..
Мчался он, правду сказать, и оттого, что страшно боялся медведя, который прошлой ночью «отведал мяса» на поляне.
Лес кончался, сосны стали редеть, замелькала поляна, залитая лунным светом.
– Ну, вот я и добежал! – прошептал про себя Якубек. А потом стал звать собак: – Ту! ту! ту! ту! ту! – а они, услышав знакомый голос, с шумом побежали к нему, а Варуй, огромный, как теленок, влез ему под ноги… Якубек сел на него верхом, схватил за шею и со страшным собачьим лаем подкатил к горскому шалашу.
– Э! да и проворен ты! – сказал ему горец. – А все принес?