– Еще три шага, и мы прыгаем, – послышался отчаянный мужской крик.
Команда, уже и так готовая остановиться, замерла.
– Сколько? – спокойно и деловито спросил Чагин. – Метров пятнадцать?
Елена уже держала какой-то прибор, незаметно направленный на группу в конце пирса.
– Семнадцать, далековато. Пасмурно. – сказала она.
– Давайте попробуем, – так же спокойно и флегматично изрек Леонард.
– Не волнуйтесь, мы стоим, больше ни шагу к вам, – громко крикнул он самоубийцам, и троица, как по команде, сделала два быстрых шага в их сторону. Леонард вскинул руки в воздух, что означало – сдаемся, больше ни шагу.
Хааст и полицейский остались позади, Леонард сделал им знак не подходить ближе. Чагин вытащил из рюкзака фотоаппарат высокого разрешения и, стараясь не совершать лишних движений, сделал несколько снимков.
– Есть еще полчаса до начала отлива, – сказал Леонард.
Хааст смотрел, слушал и понимал, что ситуация для троицы вполне штатная и они четко знают, что делают, ведь сохранять холодную голову и точность расчета – самое главное для спасателя. На заднем экране фотоаппарата Чагина отобразился какой-то текст, и Хааст догадался, что это информация о прыгунах.
– Это одна целая семья, и два подростка из другой семьи. Здесь три месяца, все из Москвы. Отца уволили позавчера из каменоломни. Не хотел работать. По наблюдениям соседей, мать с отцом в депрессии, часто ссорятся. Отец всю жизнь был IT-менеджером. Живут у северного ручья, в галерее, – озвучил текст Чагин.
– Какого черта таких сюда присылают из вашей Москвы? – повернувшись к Хаасту, спросил он. И добавил:
– Шансов у отца с матерью здесь мало, безнадежный случай.
Елена сняла куртку, положила ее вместе со своим рюкзаком на деревянный настил, и налегке, вскинув руки, приблизилась еще на два шага к концу пирса.
– Пожалуйста, послушайте меня, – закричала она. – Через месяц открывается ювелирная фабрика и вырубка льда в медвежьей бухте. У всех будет работа. Ребята – вы сможете бесплатно заниматься в военно-морском музее. Также я вас устрою рубить ледяные скульптуры и вы сможете поехать в Японию на ледовый фестиваль. Ребята, я вам гарантирую путевки в Японию. Вы там будете жить месяц.
Ее голос, мягкий и приятный на слух, звучал искренне и привлекательно, это не было формальное озвучивание текста, хотя слова, конечно, в общих чертах были подготовлены еще по пути к месту происшествия. Елена говорила еще несколько минут. Родителям были обещаны бесплатные занятия в академии ремесел, которую уже два года обещали открыть на острове и весной уже точно откроют. Елена знала, что этой весной академия не откроется, но, увы, приходилось врать. Елена в целом настаивала, что впереди много возможностей, и сдаваться таким образом – непростительно и малодушно. Стоящие на краю пирса никак не реагировали на проповедь Елены, хотя смотрели прямо на нее, и, похоже, слушали. Выражения их лиц было трудно различить – этим пасмурным, мглистым утром все казалось размытым даже на расстоянии десяти шагов. Дождя пока не было, и, даже, казалось, начинало рассеиваться. Вопросов пока Елена не задавала, и совершенно непонятно было, имеют ли ее слова хоть какой-нибудь успех.
– Протяните, Елена, еще немного, никак не приходит ответ, – прошептал ей Чагин.
Как только он это произнес, на экране его фотоаппарата появился новый текст. Елена шагнула назад к Чагину, и Хааст тоже подошел; все стали жадно читать. Хааст поразился этой информации – такого он на континенте не встречал. Здесь было впечатляющее собрание мельчайших подробностей из жизни участников суицида – двоих взрослых и троих подростков. Были даны характеристики, описаны старые привычки, увлечения и случаи из детства, способности и склонности. Были указаны имена друзей и учителей, приложены фотографии дворов и улиц, где выросли расследуемые. Времени читать все это сейчас никак не было. Хааст не успевал, настолько быстро Чагин листал страницу за страницей, но наша троица, похоже, все впитывала и мотала на ус. Леонард вдруг отделился от компании и быстрым шагом пошел обратно к машине.
– Куда это он? – спросил Хааст.
– Скрипка. Скоро вернется. Не мешайте, пожалуйста, – быстро ответила Елена, она вся была погружена в проглатывание текста на экране аппарата Чагина.
Хааст не понял. Никакой скрипки он в тексте не видел, видимо, пропустил. Ничего из того, что он успел выхватить из стремительно бегущих строк, не казалось ему подходящим рычагом для влияния на этих несчастных; все это были обыденные, непримечательные, хотя и очень подробные факты из их жизни. Он был прав – интересных деталей было мало. Люди со способностями и талантами редко идут на самоубийство, если конечно эти таланты умеренны и не мешают им твердо стоять на земле. Елена читала несколько минут, между тем погода налаживалась, светлело. Когда она вновь обратилась со словами в конец пирса, там уже можно было различить выражения лиц и отдельные движения. Елена обратилась к взрослым по имени-отчеству и передала привет от их старых знакомых. Вывести их из решительного, сконцентрированного на своем плане состояния путем удивления, изумления – такова была ее тактика – сообразил Хааст. И она мгновенно сработала – на подавленных, угрюмых лицах стало заметно оживление, интерес.