Черепки усеивали землю .
Уже уходя из города, он увидел в глухом переулке двух правоверных. Судя по чалмам и халатам, это были не простые люди. Ухватив собеседника за рукав, один из них что-то громко кричал о развратных безбожниках. Ноги его подгибались... Ветерок донес резкий запах Да, он не ошибся: борцы с пороком бьыи пьяны как свиньи!
Он уже привык к дороге... Одно и то же волновало невыдуманный мир: мясо стало дешевле, зато пшеница дорожает. Сначала это говорили круглолицые тюрки, потом рассудительные персы, подвижные армяне, смуглые узкоскулые арабы. И каждый печалился о своем Расул-аге, который ранил руку серпом, стоял у кузнечной печи, умирал, оставляя детей...
Это и было дорогой: долгой, полной высокой земной мудрости...
Он знал, что Мекка такая. Маленькие слепые улицы, своры голодных собак, крикливый базар И пыль . Прямо в пыль клали торговцы пустые мешки. Сверху липкими кучками рассыпали изюм, колотые орехи, финики Мелкие злые мухи прилипали к лицу Лапки их были сладкими...
В караван-сарае купец ругался с хозяином Купца с вечера напоили и обокрали. Хозяин кричал, что не отвечает за дураков, которые пьют с первым встречным в таком городе Оба через слово поминали бога.
На пути к Каабе он задержался .. В пыли возились дети. Они весело бросали ею друг в друга, и пыль набивалась в глаза, нос, уши Звеня колокольчиками, шли над ними тяжелые дикие верблюды. Мальчик закатился под широкую мохнатую ногу. Верблюд стоял с поднятой ногой И не опустил ее, пока ребенок не выбрался...
Обычный камень, каких сотни падают с неба, был перед ним. Чтобы не оставалось и тени сомнения, камень был вправлен в геометрически точный куб храма. Трудно было найти более яркое воплощение мертвой Догмы!
Это мог сделать лишь поэт. Через всю жизнь он должен был совершить свой трудный хадж, чтобы понять Пророка. Нет, не был Пророк только важным напыщенным патриархом, как и не был он только хитрым купцом. Человеком был Мухаммед, сын Абдаллаха из Гашима -- рода важных патриархов и хитрых купцов.
Не одни прибыли или слава вели Пророка из Мекки в Медину. Разве не пылала в его глазах всепобеждающая вера в любовь и братство, которые нес он людям? И пошли бы разве за ним без этой страстной веры7 Никогда еще голая арифметика не вдохновляла людей'
В Ночь Предопределении -- двадцать седьмую ночь месяца Рамадана -передал Мухаммеду божественное учение архангел Джебраил .
Пророк не лгал .. Творчество -- всегда чудо Когда к нему самому приходили истины переменных величин, сходились параллельные линии, рождалось слово, не принимал разве он это За откровение самого бога?!
Не злое и поддельное, обычные для его времени понятия добра и справедливости внушал Пророк Любя и беспокоясь, заковывал он их в камень. Пророк хотел сделать людей счастливыми навеки'.
А Рей?.. В ней ведь отрицалось само понятие камня. Пророку казалось, что с камнем она погубит и человека. В своей наивности гения он закрыл лицо Рей...
Через сколько времени услышал Пророк, как, ругаясь в караван-сарае, купцы призывают бога в свидетели?! Закованный в камень бог сразу становился догмой. И как всякой догмой, ею тут же начинали спекулировать ..
Вот когда появилось страдание в глазах Пророка! Пытаясь спасти учение, возводил он все новые стены, сам угрожал вечными страданиями, требовал покорности. Старые, давно знакомые людям догмы использовались как пугала и приманки... Это лишь ускорило крушение. Уже не купцы клялись в караван-сараях. Брат доносил на брата, оправдываясь затертым знаком бога и именем еще живого Пророка его!
Мухаммед, сын Абдаллаха из рода Гашим, пытался расталкивать камни. Но было уже поздно: пальцы его дробились, ногти срывались. Умирая, Пророк кричал...
Паломники заволновались. Один за другим они поспешно стали уходить в пустыню.. Ему кричали что-то, звали, но он не пошел... Из Мекки он нес большую тяжелую чалму. Кому нужна она?..
Задумавшись, сидел он под истертой верблюжьими боками пальмой. Неслышно текла вода из-под камня. В вязком горячем воздухе висела тяжелая тишина. Узкие твердые листья скручивались в ожидании бури...
Послышался неясный шум, раскатистое ржание. Что-то зазвенело. Он поднял голову... Одетые в железо люди были уже близко. Железо держали их руки. Железом были закрыты тяжелые лохматые лошади. Все покрывали длинные белые плащи с красными крестами через всю спину...
Их было человек тридцать. Подъехав к воде, они начали помогать друг другу слезать с лошадей, расстегивать тяжелую одежду. Он с удивлением увидел белый сверток в руках одного...
Одетый в железо человек положил сверток на землю и направился к нему. Холодно смотрели синие немигающие глаза. Вились мягкие светлые волосы, окаймляя твердые скулы и широкий тупой подбородок. Постояв, варвар ударил его по лицу. Боли он не почувствовал, лишь вкус крови во рту.
Еще раз поднялся большой кулак. Одетый в железо человек смотрел ему в глаза...
Варвар не ударил его во второй раз... С ним уже бывало, когда готовый броситься бык мотал вдруг головой и отходил в сторону.
Он встал и пошел в пустыню. Кто знает, что заставило его остановиться... Видимо, белый сверток. Сев на камень, он стал издали смотреть на одетых в железо людей...
Они уже расседлали лошадей, напоили их. Воткнув в песок сбитый из дерева крест, варвары опустились на колени и хриплыми нестройными голосами запели что-то... Он слышал об этом прибитом к кресту боге. Бог плакал от боли, а люди увековечивали его слезы в мертвом дереве. Воздух густел. Листья все скручивались.
Пение неожиданно оборвалось. Одетые в железо люди вскакивали с колен, что-то кричали, седлали лошадей. Выстроившись в плотный ряд, они опустили длинные железные копья...
Из-за холма выехали другие. Эти были смуглые, подвижные, на длинношеих лошадях. Они остановились напротив...
Один из одетых в железо людей, тот самый, оглянулся на свой сверток. Потом посмотрел по сторонам, нашел старика в чалме со странными глазами...
Духота стала невозможной. Высыхающий пот был липким и горячим. Листья скрутились в тонкие жесткие трубочки...
Дрогнула верхушка пальмы. Первый порыв бури сдвинул тяжелый воздух. В ту же минуту качнулись всадники. Исступленно выкрикивая своих богов, они слепо мчались навстречу друг другу...
Пальма вдруг прогнулась, закачалась во все стороны. Налетевшим вихрем подняло, бешено закрутило раскаленную пыль. В самой середине этого грязного воющего кольца завертелся дикий клубок остервенелой человеческой плоти...
Пальма вздрогнула в последний раз, отряхиваясь от пыли. Словно после боя разворачивались твердые зеленые листья. Вихрь понесся дальше, оставив присыпанную пылью груду бесформенных человеческих тел. С ветром умчались и уцелевшие лошади...
Он медленно подошел... В лицо пахнуло застарелой грязью, потом, конским навозом. Но все перекрывал острый запах крови. Она еще не успела остыть и расползалась во все стороны, пропитывая песок. Было совсем тихо. Он наклонился, развернул белую ткань.
"Рыцарь Фицджеральд молит бога об этом ребенке..." Он не понимал языка, но знал, что написано на плотном куске пергамента. Причем здесь были выдуманные боги - каменные, деревянные. Или книжные... Размочив в роднике лепешку, он кормил ребенка. Мальчик жадно сосал хлебную кашицу, и в синих глазах его было удовольствие. .
С ребенком на руках шел через пустыню человек. Тускло блестели каменные уступы. Холодно молчали звезды. Сгорающие камни чертили пустое небо...
Его звали Гияс-ад-Дин Абу-л-фатх Омар ибн Ибра-хим. Он шел к своей юности - к черно-красному муравью на желтом стебле, к всепобеждающей мысли, к своей вечной Рей. Туда, где деревья цветут и осенью...
Хайям -- Создающий шатры... Это арабское имя он сам придумал. Шатры нужны в дороге...