Старик затянулся дымом своего чубука, прищурил глаза.
- Двадцать тысяч лошадей, четыре тысячи овец, тысяча волов и коров и сто восемьдесят верблюдов мычали, ржали, ревели так, что заглушали голоса человеческие, когда мы гнали их мимо форштадта ордынского, — продолжал старик. — А за скотом вели мы ясырь — султанцев полоненных, связанных по рукам янычаров, спагов, ордынцев. От полоненных спагов и узнали мы, что их отряд, на который мы наскочили, шел из Очакова в Белгород для усиления гарнизона этой крепости… Обратно возвращались мы тоже не мешкая и уже третьего октября со всей добычей переправились через Тилигул-реку на нашу сторону. Вот каков был первый поиск!
Бурило замолчал, выбил золу из люльки, снова наполнил ее табаком и продолжал.
– Всю зиму гноилась у меня щека, рассеченная басурманом. Лишь к лету зажила сия рана и вовремя, потому что я уже в июле под начальством генерала Прозоровского в отряде кошевого атамана Петра Калинишевского снова под Хаджибей поиск делал. Тринадцатого дня июля 1770 года мы, спалив турецкое местечко Аджидер, с легкими пушками подошли к Хаджибею. Форштадт мы опять взяли, хотя на сей раз турки огрызались без страха. Скоро черным дымом заволокло каменные зубцы турецкого гнезда. Это мы запалили магазины (склады) с хлебом и овсом, заготовленными для султановой армии и флота. Все же досада скребла сердца запорожские. Опять поняли мы, что из мелких пушек наших хаджибейские стены не сокрушить. И многие, уходя из поиска, грозили крепости в ярости кулаками. Однако через четыре года исполнились думки наши. В начале 1774 года солдаты русские с сечевиками взяли Хаджибей. Я в сем деле не был и, как оно было, не ведаю… Два года владели мы крепостью отбитой.
Бурило вздохнул, посмотрел на чертеж и обнял юношу:
– Головастый ты, Кондратка! Видно, в батьку своего удался, в Ивана. Он тоже был грамотой умудрен. Добрый казак, царство ему небесное! Помню, недаром он тебя, еще хлопчика неразумного, нещадно сек, грамоте по псалтырю уча. Ох и сек! Крик твой по всей слободе шел, аж мне становилось муторно, как бы не зашиб хлопца. Да, видно, батька знал, что делает, — вразумил тебя добре. Молодец!
Бурило свернул старательно в трубочку берестяной чертеж и протянул его Кондрату.
– Береги! Еще пригодится сей верный вид земли нашей. Береги его, Кондратка! А будешь в краю хаджибейском, своими глазами проверь все ли так… Гнездо султанское вырежь на нем поаккуратней, все подходы к нему в точности наметь. Слышишь? Обязательно доведи сию работу до конца.
– Доведу, диду, не тревожься, доведу, — пообещал Кондрат.
XV. НАПАДЕНИЕ
На другой день под вечер, встретив у Лебяжьей заводи Маринку, Кондрат сказал:
– За солью в Хаджибей скоро поеду.
Бледно-синие глаза девушки сразу потемнели.
– И зачем ты меня пугаешь — не ведаю, — ответила она грустно.
Казаку стало радостно от этих слов. Он обнял за плечи девушку.
– Голубонька моя, еду туда, чтобы к тебе сватов скорей прислать. — И он рассказал о беседе с дедом.
Узнав, что Бурило дал согласие на их женитьбу, Маринка сразу повеселела.
– Пришлешь сватов — не откажу тебе, — крикнула она и, пришпорив лошадь, поскакала к заводи. Кондрат поспешил за ней.
И хотя в тот вечер над камышами пролетало несметное множество гусей и уток, Кондратка с Мариной не охотились. Обоих волновала предстоящая разлука.