Хурделица продолжал свою трудную, однообразную под-, земную жизнь горемыки-шахтаря. Будни проходили в под-, земной работе — от зари до зари без передышки, потому что все быстрее застраивалась Одесса и не переставала требовать в неограниченном количестве камень. Воскресный же день уходил на домашние, хозяйские заботы и хлопоты, на встречи с сыном Иванко, который по-прежнему воспитывался у стариков. Хозяйственные деда Кондрата не отличались сложностью. Он был по-солдатски неприхотлив, но его любовь к чистоте — ежедневное, даже в зимнее время года, купание в море или ручье, стирка одежды, ее починка, закупка провизии отнимали много времени. Эти заботы усложнились, так как друг его Селим, с которым Кондрат уже несколько лет ютился в курене на берегу моря, наконец-то женился. Его супруга — вдова, мать пятерых детей — гречанка, содержательница трактира-кофейни, категорически потребовала, чтобы он сначала переменил свою веру — крестился Селим за время долголетней дружбы с Кондратом, который равнодушно относился к религии, тоже охладел к вере отцов — исламу. Ради любви к прекрасной вдове ордынец без колебаний дал согласие и был торжественно окрещен, получив новое христианское имя — Феофил и фамилию жены — Атманаки. Затем новоиспеченный православный Феофил, сын Махмуда, был приписан к мещанскому сословию. Его жена потребовала, чтобы он оставил малопочетное ремесло камнереза. Ей требовался надежный помощник, и Феофил занял место в трактире за стойкой, рядом с женой.
Так неожиданно Кондрат не только лишился друга по жилищу, но и замечательного товарища по работе… Теперь домашние заботы, которые разделял с ним Селим, легли целиком на Кондрата Его суровая аскетическая жизнь озарялась только одной радостью — короткими встречами с сыном Иванко. Одарка Чухрай присматривала за мальчиком, как за родным внуком. Дед Семен, некогда занимавшийся в бурсе, учил его грамоте, арифметике и казацкой науке: ездить на коне, владеть саблей и стрелять из ружья.
Иванко, сохранивший в памяти смутные картины тревожного детства, понимал, что его отец не без серьезной причины проводит почти всю жизнь под землей и приходит к нему только украдкой. Из разговоров деда и бабы, которые ему приходилось случайно слышать, мальчик понял, что отец его честный человек, храбрый воин и вынужден скрываться от злых людей. Кто они, эти злые люди? Иванко понимал, что это были казенные люди разных чинов. И сызмальства он стал ненавидеть их. А батько, такой большой и такой сильный, приходил к нему всегда в сумерках. Он молча нежно гладил сына по голове рукой, тяжелой как железо, вздыхал и садился в угол. Он никогда ни на что не жаловался, был веселым, даже шутил. Но Иванко чувствовал, что отцу очень плохо, что он отчего-то очень страдает, только не подает вида, не желая огорчить его, Иванко…
И он, Иванко, тоже старался ничем не огорчить отца. Он с беззаботным видом разглядывал принесенный отцом гостинец: то заморские яблоки, совсем не похожие на наши, какие-то ананасы, то игрушечный кораблик, сделанный самим отцом, то клетку со скворушкой.
Когда Иванко подрос, Кондрат понемногу стал рассказывать ему о себе, о матери, которую мальчик помнил очень смутно, о хороших людях, таких как Суворов, о воинах славных — солдатах да казаках, о своих друзьях-товарищах, что крепость Хаджибей от врагов отбили на том самом месте, где ныне раскинулся город Одесса. Говорил о штурме Измаила, о битвах трудных и славных…
Иванко незаметно стал думать и рассуждать как взрослый. Фигурой и ростом он был в отца, а лицом — в Маринку: такие же, как у матери, глаза, светящиеся зеленоватым отливом, и золотистые волосы.
Однажды Кондрат принес Иванко неожиданный подарок — отлично сшитый по его фигуре костюм моряка: парусиновую куртку, широкие штаны и шапку-бескозырку. Вместе с отцом порог переступил огромный рыжий детина. Отец познакомил его с Иванко, назвав шкипера шхуны «Святая Анна» Георгием Георгиевичем Радонаки. Чухраи давно были знакомы с господином Радонаки и к удивлению юноши называли его просто: то ли Яшкой, то ли Рудым. Да и отец тоже несколько раз путал его имя.
Шкипер долго разглядывал Иванко холодными белесыми глазами, больно ущипнул за предплечье, затем по-дружески улыбнулся и сказал:
— Для моря хлопец подходящий…
Он еще раз, но уже не так больно, ущипнул юношу за руку, и Кондрат попросил сына выйти в другую комнату переодеться.