— Помилуйте, но почему «тоже»? — удивленно вырвалось у Виктора Петровича.
Ему прямо-таки всерьез показалось, что Пестель каким-то образом уловил нелестные мысли о его отце.
«Видимо, ты догадливый и чуткий», — подумал он.
А Пестель только слегка пошевелил бровью.
— Разве я сказал «тоже»? Значит, оговорился. И наверное потому, что мы с вами оба генерал-губернаторские сынки…
Это было сказано без иронической интонации — так, что не придерешься. Но почти неуловимо пахло скрытым вольномыслием, дерзновенной непочтительностью к высокой сановности родителей.
Пока Виктор Петрович раздумывал над странным умением подполковника читать чужие мысли и намекать о многом и важном, в сущности ничего не сказав, Пестель начал прощаться.
— Мне, господа, уже пора… Я ведь в Одессе проездом.
Он поднес ладонь к шапке и четким шагом пошел к выходу.
— Кто он такой? Где вы его встретили? — спросил Сдаржинский у Раенко, как только за Пестелем закрылась дверь кофейни.
— Он человек — удивительный! Очень энергического характера. Сейчас адъютантом у командующего нашей Второй армией — старика Витгенштейна. Он же правая рука начальника штаба армии генерал-майора Павла Дмитриевича Киселева, который от него просто без ума. Говорят, там, в Тульчине, он весь штаб держит в своих руках. У нас в армии знают, как сам Витгенштейн об этом подполковнике отозвался: «Пестель на все годится: дай ему командовать армией или сделай его каким хочешь министром, он везде будет на месте!» Вот каков этот человек!
— Что же Пестель сейчас в Одессе поделывает?
— Да он же сказал, что проездом… Я его по Тульчину знаю, где был как-то по служебным делам. А сегодня в подворье Рено[137] его встретил, в коем он остановился, и попросил, чтобы я повел его по местам, где больше всего можно встретить жителей греческой национальности. Я, разумеется, повел его сначала на базар. Потом на Александровский проспект по греческим лавкам. Пестель идет и все удивляется оживлению, которое царит на наших улицах. «Это, — сказал он, — примечательное явление. Меня, признаюсь, здесь все очень интересует».
— Гм… — задумался на миг Сдаржинский. — если штабной подполковник проявляет такой интерес к грекам — это, конечно, неспроста.
Секретная миссия
Вся Вторая армия с нетерпением ожидала приказа двинуться на помощь греческим повстанцам. Естественно, что многие офицеры всерьез интересовались греческими делами. Поэтому повышенная любознательность, которую проявил подполковник Пестель к грекам, была в то время обычной для многих военных. И Сдаржинский, сказав Раенко, что подполковник не зря приглядывается к грекам, хотел только подчеркнуть, что даже штабных волнуют дела, связанные со свободой Геллады…
О более серьезных причинах такой любознательности подполковника ни Раенко, ни Сдаржинский, конечно, и не предполагали. Лишь много лет спустя, случайная встреча с Пестелем и его поведение стали им понятными во всей своей значительности.
А пока Павел Иванович Пестель как бы исчез на долгое время с их поля зрения. Он, действительно, как и сказал им, тотчас сел в маленькую тележку — каруцу, запряженную цугом — молдаванскими лошаденками, и выехал из Одессы в Бессарабию.
На другой день он уже, как и в Одессе, с любопытством бродил по узеньким кривым улицам Кишинева, забитым толпами беженцев, шумных, разноязычных, прибывших из придунайских княжеств. В этой толпе кипела удивительная смесь почти всех балканских народностей. Тут и там мелькали расшитые куртки албанцев, белые юбочки греков, алые фески болгар, высокие мерлушковые шапки молдаван, цветастые лохмотья цыган…
Вглядываясь в этот пестрый людской калейдоскоп, Пестель еще более явственно, чем в Одессе, улавливал главное — многолюдный уличный Кишинев сильнее чем Одессу волновали греческие дела. Видимо, близость пламени восстания накаляла народные страсти. Из случайных бесед и разговоров с молдаванами он узнал, что некоторые из них совсем без всякого энтузиазма говорят «о возмущении греков», а кое-кто, особенно беженцы из Ясс, весьма мрачно смотрят на будущее, считая, что теперь из-за греков армия султана предаст огню и мечу всю Молдавию и Валахию. Узнал он также, что греческие православные князья, более столетия назначавшиеся султаном верховными правителями Молдавии и Валахии, успели вызвать к себе у простого народа ненависть ничуть не меньшую, чем сам неверный мусульманский султан со своими пашами.
137
Подворье барона Рено — одна из лучших гостиниц Одессы, находилась на углу улиц Портновской (позднее Ланжероновской) и Ришельевской.