И хотя ему, как и отцу, был родным степной край, за освобождение которого некогда сражались его предки, и дорого стремление Сдаржинского оживить этот край, но не все в этом деле было ему ясно.
Наедине с Кондратом он не раз уже толковал о затее Сдаржинского и пытался докопаться до самого корня.
— Батько, а к чему эти хлопоты все Виктору Петровичу? Разбогатеть еще, что ли, он хочет?
— Я сам, сынку, про то спрашивал его. Он говорит, что мол, желает не зря на земле прожить, добро людям сделать.
— Добро?… — с недоверчивой усмешкой переспросил Иванко. И вдруг зло прищурил зеленоватые глаза. — А ты ему не сказал, батько, что добро бы он сделал поболее, если бы без хлопот снял неволю со своих крепаков, да землю отдал бы им свою. Тогда без его печали эту землю вольные люди выдюжили б и обводнили сухие степи. Да и распахали бы из края в край. Говорил ему об этом, батько?
— Думку об этом имел, но не говорил, — хмуро ответил Кондрат. — Уважаю я Виктора Петровича. Человек он, сам видишь, редкостный. Ну, да какой он — ты сам знаешь. Вместе с ним Наполеона воевали…
— Человек он и впрямь отличнейший. А все же спросить его об этом надобно. Спроси, батько. Обязательно спроси.
— Ты прав, Иванко. Обязательно спрошу. Только случай выйдет…
И сейчас, когда Сдаржинский с увлечением рассказывал о своих замыслах, отец и сын, посмотрев друг на друга, поняли, что случай для серьезной беседы вышел самый подходящий. Лучше не найти. Они были втроем в кабинете. Иванко подтолкнул незаметно в бок Кондрата и тот, когда Сдаржинский кончил говорить, спросил:
— А скажите, будьте ласковы, Виктор Петрович, к чему вам такая затея? Хлопот у вас много с ней. А зачем? Гроши вам еще надобно?… Так их у вас куры не клюют. Не лучше бы вам крепакам своим вольную дать да наделить их землицей? И сразу степи эти сухие зацвели бы от труда вольного… И спасибо великое вам сказали бы не только крепаки, с которых вы ярмо сняли, но и внуки их.
Он смолк и выжидающими глазами впился в лицо Сдаржинского. Так же, затаив дыхание, смотрел на него и Иванко. — Я ожидал от вас этого вопроса. Вы имеете полное право его задать. Ты, Кондрат Иванович, верно сделал, что спросил меня. Я постараюсь ответить без утайки. — Виктор Петрович провел рукой по волосам, поднялся с кресла и зашагал по кабинету, обходя груды лежащих на полу книг.
— Ну так будет вам известно, — сказал он взволнованно, — что я еще несколько лет тому обращался к имевшему власть лицу с прошением, в котором выражал желание освободить своих крестьян и отдать им землю[173]… Но когда это лицо узнало, что количество крестьян исчисляется тысячами душ, а земля — десятками тысяч десятин, этот человек испугался: «Да вы с ума сошли! — сказал он мне, — правительство никогда не позволит осуществить вам такое преступное намерение». «Помилуйте, — возразил я, — почему же преступное?» «Самое что ни на есть опасное преступление», — настаивало это лицо. И пояснило мне. «Поступок ваш будет развращающим примером для остальных. И знайте, вас просто посадят в сумасшедший дом, отберут права на крепостных и на землю, передадут все это в опеку». Его слова заставили меня отказаться от дальнейших хлопот. И решил я тогда делать то, что в силах моих.
Сдаржинский опустился в кресло, вопросительно посмотрел на своих собеседников.
Кондрат хотел ему что-то ответить, но пылкий Иванко опередил.
— Тогда мы с вами, Виктор Петрович. Мы верим словам вашим.
Сдаржинский облегченно вздохнул.
— Спасибо!
Новое озеро
С приездом Иванко Сдаржинский приобрел не только хорошего помощника, но и способного ученика. Любознательность молодого моряка вызвала в Викторе Петровиче горячую симпатию и желание заботиться о его дальнейшем образовании. Сдаржинский предоставил в распоряжение Иванко свою библиотеку, а потом, как когда-то Раенко, стал заниматься с ним по математике, литературе, истории и географии.
Занятия эти проводились не только в усадьбе, но и в разъездах.
Так незаметно пришел знаменательный для России 1825 год.
В начале его, весной, Виктор Петрович начал посадку леса в степи возле Трикратного.
Замысел Сдаржинского по мнению соседей и даже лесников был смелым. «В наших южных новороссийских степях древонасаждение невозможно. Здесь нет для леса подходящих условий. Безводне и палящие степные суховеи уничтожают всякую растительность. Сам господь-бог эти места обрек на бесплодие», — рассуждали «знатоки».
173
Такие случаи были. Например, И. Д. Якушкин безрезультатно пытался в 1817 году таким образом освободить своих крестьян.