Однако патриотический подъем греческого населения, проживавшего в Одессе, они восприняли по-разному. Ланжерон и его чиновники в общем-то сочувствовали восставшим. Но в то же время были перепуганы, боясь, «как бы чего не вышло». Отказать грекам в выдаче паспортов — незаконно. Но власти знали, что греки выезжают на родину сражаться не только за освобождение Греции, но и за установление там; республиканского строя. И граф Ланжерон, боясь ответственности, даже с перепугу подал прошение об отставке…
Иначе повел себя Иван Никитович Инзов. Это при его содействии к войскам Александра Ипсиланти переправлялись с русской территории через пограничную реку Прут подкрепления из добровольцев-греков, оружие, пушки, порох и свинец.
Это Иван Никитович приказал выписать заграничный паспорт для некоего П. Аногностопулоса, под именем которого скрывался брат Александра Ипсиланти Димитрий. С помощью этого паспорта Димитрий Ипсиланти смог обмануть враждебную австрийскую полицию, добраться до Греции[127] где впоследствии принял командование над всей республиканской греческой армией.
Виктор Петрович и Натали радостно приняли сообщение, которое им принес прискакавший на коне Николай Раенко.
— Да ведь восстание греков и нас зовет к свободе, господа! Рабству и самовластию везде скоро конец! — воскликнул Сдаржинский.
— Вы, Виктор, рассуждаете, как настоящий якобинец! Я не знала, что вы такой! — не без удивления сказала Натали.
Она с явным одобрением смотрела на возбужденные лица своих друзей. В ее тихом голосе слышалось восхищение.
— А ведь вас только в прошлом году избрали дворяне своим предводителем… — добавила она не без иронии.
— Байрон тоже — лорд. Это не мешает ему выступать против тиранов! — пришел на помощь Сдаржинскому Раенко. — Кстати, о ваших словах. Они примечательно перекликаются с известными словами английского поэта. Позвольте напомнить их… «Времена королей быстро близятся к концу. Кровь будет литься, как вода, а слезы, как туман, но народы в конце концов победят…[128]»
— Неужели это сказал лорд Байрон? — переспросила Натали.
— Да. Байрон. Великий Байрон! Эти слова стали широко известны в Европе.
— Ужасные строки, — словно ежась от холода, пожала плечами Натали. — Неужели нельзя без крови?
— Нельзя… — жестко сказал юнкер.
Он в волнении несколько раз прошелся по гостиной.
— Господа, я предлагаю пойти на берег моря. Ох, как хочется свежим воздухом подышать!
— Да там сейчас сыро. Кругом туман. Его ветер с моря несет, — запротестовала было Натали.
— Да что вы, Наталья Дмитриевна. Не бойтесь! Врачи английские советуют в любую погоду дышать морским воздухом. Сделайте милость, пойдемте. Хоть этим-то будем похожи на Байрона, — горько улыбнулся он. — Вот, я вижу, и Виктор Петрович меня поддерживает.
Сдаржинский вопросительно поглядел на кузину. Натали насмешливо шевельнула тонкой бровью.
— Ну что ж… Если вы, мужчины, так настаиваете…
Через несколько минут они гуськом по узенькой, посыпанной гравием дорожке, мимо мокрых кустарников и голых деревьев потянулись к берегу.
Натали первая вышла к самой кромке обрыва. Внизу ворчали, просвечиваясь сквозь мутную слюду тумана, черно-серые волны Они то появлялись, то исчезали вдали в плотном занавесе тумана, и привычной линии горизонта не было видно.
— Вот вам и простор, Николай Алексеевич! — прищурила черные глаза Натали.
— Все же — простор! Что ни говорите! Хотя бы такой, но все равно — простор! — подтвердил Раенко. — А вот взгляните, — он показал рукой в сторону, где была закрыта туманом гавань Одессы. Оттуда, словно прорезав серый занавес, выплыл, трепеща многоэтажными крыльями парусов, трехмачтовый тяжело нагруженный корабль.
— Настоящее греческое судно. Я по постройке его вижу… Смотрите, какие выпуклые борта, — определил Раенко.
В это время ветер развернул на мачте судна флаг. Сдаржинский, обладавший хорошим зрением, сразу разглядел бело-сине-красные полосы.
— Вы ошиблись. Судно под нашим, русским, флагом!
— Это лишь доказывает, что сей корабль — греческий, — лукаво улыбнулся Раенко. И прочитав недоумение на лицах друзей, пояснил:
— Мне один чиновник портовый как-то говорил, что из тысячи кораблей, плавающих на Черном и Средиземном морях, половина принадлежит жителям городов Архипелага греческого — османским подданным. Для получения права плавать под русским флагом, греки документы на корабли свои фиктивно прописывают на верных знакомцев — русских. Вот и вся басенка!
— Но коли так, разве флот огромный такой не вызывает тревоги у султана?
— А еще как! Султан все время только и мечтает уничтожить греческий флот, плавающий под русским флагом. Ведь на каждом корабле имеется от 8 до 30 орудий… Сказывают, в порт греческий Индру прибыл недавно султанский корабль с драгоманом капудана-паши.[129] Он привез султанский манифест — ферман, обещающий освободить жителей Индры от налогов, чтобы они за это на своих кораблях турецкий флаг вместо русского подняли. Но греки, предупрежденные заранее нашим послом в Стамбуле господином Строгановым, от сей султанской хитрости отказались. Они заявили, что не могут исполнить то, о чем он их просит, поскольку корабли принадлежат не им, а русским подданным. Ну и остался султан с носом, а с ним и его друзья — англичане…
— При чем тут, Николай Алексеевич, англичане?
— Да для них греческий флот под русским флагом еще более неприятен, чем самому султану. Греки отличные прирожденные мореходы и для Англии — этой владычицы морей, любой соперник — нож острый!
— Поэтому-то англичане и готовы султану оковы для греков изготовить, — подхватил его мысль Сдаржинский.
— Совершенно верно изволили заметить, — согласился Раенко.
— Господи, да хватит вам об этом! Смотрите, ваш корабль опять скрывается в тумане. Давайте ему помашем на прощание. — И Натали, сняв с головы розовую из тонкого шелка шаль, взметнула ею, как флагом.
Следуя ее примеру, мужчины замахали шляпами.
Но моряки на судне, очевидно, из-за далекого расстояния не заметили их, поэтому и не ответили на приветствие.
Корабль на всем ходу врезался в завесу тумана. Несколько секунд его призрачные контуры еще маячили в белой пелене, а затем совсем растворились в мареве.
— Прощай, корабль! Передай наш привет сынам Геллады![130] А я клянусь, что приеду к вам и мечом буду защищать свободу Греции! — воскликнул Раенко.
Он выразительно посмотрел на Виктора Петровича и его кузину.
— Если бы я была мужчиной, то, не раздумывая, присоединилась бы к вашей благородной клятве. А вы, кузен?
Виктор Петрович покраснел. Несмотря на холодный ветер, мелкие капли пота выступили у него на лбу Видимо, этот вопрос для него был мучительно трудным.
— Я не могу… Поймите меня — не могу вот так… быстро принимать решения. Я… — Он замолчал, с трудом подбирая нужные слова.
— Почему же, Виктор? — взяла его за руку Натали.
— Видите ли, — словно беседуя сам с собою, сказал Сдаржинский. — Я уже много лет интересуюсь, вы знаете чем — бременем, что выпало мне… — землей. Вернее, ее преобразованием. Много лет. А теперь то, что волнует меня — и благородная борьба эллинов. Но я не могу отрешиться от того, чему хотел посвятить свою жизнь. Понимаете, не могу! Вот так сразу отрешиться от намерений взяться за иное. Вы осуждаете меня? — обратился он к кузине.
Та крепко сжала его руку.
— Нисколько, мой друг! Я даже уважаю вас за такую прямоту и основательность. Я рада, что вы такой…
Сдаржинский, словно сбросив с плеч тяжелую кладь, облегченно вздохнул.
Раенко по-своему истолковал его вздох.
— Не огорчайтесь, у вас есть возможность помочь святому делу сынов Геллады другим… Греческое восстание сейчас нуждается не только в бойцах, но и в деньгах… Деньги им нужны, как и оружие.
128
Байрон. «Дневники и письма», издательство Академии наук СССР, Москва, 1963 год, стр. 206.