— Да я не боюсь, Николай Алексеевич… Я готов с вами — хоть куда!
— Спасибо, друг, но этого сейчас не требуется… Я запомню твой благородный порыв… Но Виктор Петрович советует тебе немедленно выехать из Одессы. Езжай к отцу в Трикратное. Там тебя встретят, как самого дорогого гостя Будешь жить в имении столько, сколько захочешь. Кстати, он рассчитывает на тебя, как на помощника в одном важном деле. Я тоже советую не медлить с отъездом в Трикратное.
— Я согласен, — ответил Иванко.
Голос его звучал твердо, но на глазах появились слезы Ему не хотелось расставаться с человеком, которого он успел полюбить, от которого он так много узнал…
Раенко тоже был не в силах скрыть, что расстроен неожиданной разлукой со своим верным учеником. Он крепко сжал руку моряка, покрытую роговыми мозолями, и вручил ему связку заранее отобранных для него книг.
— Счастливой дороги, братец! Читай сии книги. Они придадут тебе мужества и мудрости в трудные минуты, как истинные твои друзья. Я верю, что мы с тобой еще в одной дружине будем воевать за вольность!
Искусство Одарки
Старики Чухраи больше года жили в Трикратном. И недаром. Доктор — немец, которого Виктор Петрович увез в Одессу, больше не возвращался.
К медицинской помощи, которую еще несколько раз предлагала Кондрату Натали, он отнесся с прежним недоверием. Его недоверие усилилось, когда он узнал, что Натали не смогла своими микстурами и порошками излечить некоторых больных крестьян, согласившихся у нее лечиться.
— Плохой, видно, из барыньки нашей лекарь, — проворчал он, когда прослышал об этом.
А Натали, убедившись, что для успешной врачебной практики у нее, видимо, пока недостаточно опыта и знаний, уехала из Трикратного. Нет, она совсем не охладела к своей мечте. Но, вернувшись в Одессу, она начала посещать городскую лечебницу и здесь под наблюдением опытных врачей ухаживала за больными. Она надеялась все же вернуться в Трикратное, но более опытным медиком. И как-то само по себе получилось, что все лечение хворого Кондрата было возложено на «ведунью» — жену Семена Чухрая Одарку.
Виктор Петрович первое время не доверял «ведунье» и хотел было выписать для хворого нового лекаря. Но Кондрат отговорил его. То ли Сдаржинский не хотел волновать больного, то ли хорошо знал, что Кондрат тверд в своем решении и его воли уже не сломить, только хозяин Трикратного уступил.
Виктор Петрович все же едва ли доверил бы врачевать Одарке Кондрата, не произойди на его глазах случай, показавший, что она и в самом деле искусная исцелительница. Один из конюхов нечаянно порезал руку косой. Из рассеченной артерии фонтаном брызнула кровь. Виктор Петрович еще на войне научился оказывать помощь раненым — он стал стягивать порезанную руку жгутом.
Но тут откуда ни возьмись появилась Одарка. Она бесцеремонно отстранила Виктора Петровича, сорвала жгут и, соединив края пореза на руке раненого, стала шептать какие-то непонятные слова. Через несколько секунд кровотечение прекратилось.
— «Заговорила» ведунья кровь, — зашептали обступившие ее крестьяне.
На Сдаржинского этот случай произвел большое впечатление. Он пригласил Одарку в свой кабинет и долго беседовал с ней с глазу на глаз.
Она рассказала ему, как лечила травами, водой да словом вещим множество людей. Как подняла на ноги не одного казака-запорожца. Приводила имена исцеленных ею. Рассказывала о характере их ранений и болезни. Ее слова были искренни, и Сдаржинский понял, что она знает тайны древнего, давно уже утраченного искусства врачевания.
— А Кондрата Ивановича сможете поднять? — спросил он у старой женщины.
— У Кондратки хворь особая — тяжелая. Лечить с год надо, чтоб всю снять…
— А снимешь?
Полное, изрезанное мелкими морщинами лицо Одарки окаменело в презрительной гримасе. Она даже не удостоила ответом такой вопрос.
После выразительной паузы она произнесла сквозь зубы:
— Пустых слов сроду не люблю, — и с достоинством поджала крупные губы. — Не люблю, когда в трудном деле не верят. От этого дело еще труднее становится.
— Да я верю…
— Тогда, барин, не мешай!
— Я помогать готов.
— Ну, смотри! — Наивная угроза, прозвучавшая в ее голосе, заставила Сдаржинского усмехнуться.
Это в свою очередь вызвало ответную улыбку Одарки И она взялась лечить Кондрата ей одной ведомым способом.
Но против ожидания Одарка не торопилась. Она подолгу каждый день осматривала больного. Несколько месяцев собирала травы, посылала Семена и жену Кондрата в поле и в лес искать нужное лекарственное зелье. Часто травы, принесенные Семеном и Гликерией, она после осмотра выбрасывала.
— Чебрец заказала — я и принес… Зачем же ты теперь его выбрасываешь? — недоумевал Семен.
— Так разве я тебе такой чебрец заказывала, старый дурень! — гневалась Одарка.
— А какой еще?
— Какой! Какой! Чебрец чебрецу рознь. Мне надобно такой, что не более двадцати ден живет… А ты такого как сам — старика приволок. Понимать надо! — И Одарка, взяв лукошко, сама отправлялась бродить по полям.
Наконец, сбор снадобья был окончен и Кондрата стали длительное время — опять несколько месяцев, поить травяными отварами и натирать всевозможными снадобьями.
— Это все твое лечение? — разочарованно спросил Одарку хворый.
— Только начало. Самое лечение — впереди, — загадочно ответила ведунья.
— Когда оно начнется? Ты, как немецкий лекарь, обещаниями лечишь.
— Потерпи, милый. Не созрел ты еще, Кондратко, для настоящего лечения. Не подготовлен.
— Все вы, видно, лекари на один манер. Только душу тянете, пока не вытяните…
— А я говорю — потерпи! Пей отвар! «Созреешь» — вылечу! — голос ведуньи звучал властно и убедительно.
И как не горько было Кондрату подчиняться бабе он больше никогда ей не перечил. Он понял, что теперь только Одарка сможет вырвать его из лап страшного недуга…
Наконец, после длительных мучительных процедур, после того, как больной выпил, наверное, ни одно ведро травяных настоев, Одарка объявила, что он «созрел» для окончательного изгнания болезни. Кондрат к тому времени уже чувствовал себя гораздо лучше. Он уже не ощущал боли в позвоночнике, поднимался с постели, выходил из домика, на костылях, осторожно ступая, гулял вокруг усадьбы.
— Теперь хворь окончательно выгоним, — пообещала Одарка и стала готовиться к «изгнанию хворобы».
Она ни от кого не скрывала своих приготовлений. Не возражала, чтобы желающие присутствовали на этом «изгнании». И, разумеется, все, кому был близок Кондрат, собрались в этот час во флигельке больного.
Присутствовали не только Гликерия и Семен, но и недавно приехавший Иванко, и сам Виктор Петрович.
Перед тем, как приступить к исцелению, она внесла в комнату, где лежал Кондрат, целый мешок трав. Затем, накинув черный платок, обошла кругом весь флигелек. После этого, постучав в дверь, она велела отворить ее настежь и тут же у порога совершила три земных поклона. Одарка достала из печки угольков, кинула на них пучок сухих душистых трав. От них по всему дому пошел приятный дым, который сразу почувствовал больной. Одарка приказала принести перерез — половину бочки. Налила туда воды, положила топор, лемех ижелезо от плуга, затем стала железным заступом мешать эту купель, подкидывая разные травы.
Когда вода согрелась, Одарка покрыла ее черным платком и начала бормотать какие-то заклинания, совершая земные поклоны.
После этого, сняв с себя верхнее платье, засучив рукава, она с помощью Семена перенесла Кондрата с постели к перерезу и окунула его в горячую воду. Она долго, пока не выговорила всех своих заклинаний, произнесенных с расстановкой, держала хворого в этом теплом настое из целебных трав.
А произносила Одарка заклинания, сложенные, наверно, еще в глубокую седую старину, в дохристианской, языческой Руси: