Симон оглядел свое оружие. Трудно с парой пистолетов и саблей одолеть опытных в баталиях басурманов. Горькая усмешка тронула его мальчишески пухлые губы. Что ж, он сделает все, что в его силах! Он постарается хоть ненадолго отвлечь ордынцев от их затеи, а там, может быть, Хурделица подоспеет на выручку.
Прижавшись к стволу дерева, Симон прицелился в бритый затылок мурзы. Тот стоял спиной, шагах в пятнадцати от него, и все торопил ордынцев.
Прицелился Симон старательно. Он знал, что участь осажденных зависит от его выстрела. Только смерть мурзы может вызвать смятение в рядах татар. Юноше трудно было справиться с охватившим его волнением: рука не слушалась, дрожала. Наконец мушка пистолета остановилась на бритом затылке мурзы, как раз чуть пониже отороченного алым шелком края фески.
В это мгновение кто-то до боли стиснул руку юноше, с медвежьей силой сдавил ему локти и тяжелой ладонью плотно зажал рот. Симона бесшумно оттянули на несколько шагов в сторону от того дерева, под которым он стоял. И вдруг послышался тихий шепот:
— Это, хлопче, я, Хурделица. Не волнуйся. Ты рано задумал мурзу из пистолета бить. Не время сейчас их, ворогов, полошить. Надобно сперва окружить басурманов, чтобы ни один не утек, а уж потом… Мои казаки на эти дела добре сподручны. А мурза — он нам еще как язык пригодится. Разумеешь?
Симон был и рад Хурделице, и смущен такой неожиданной встречей.
Пронзительные чуть раскосые глаза есаула оценивающе оглядели юношу. Невысокий Симон рослому Кондрату показался совсем мальчиком.
— Ты лучше отойди отсюда подальше. Мы сейчас с басурманами разговор по-казацки поведем. А то, не ровен час, зацепит тебя саблей или пулей. Грицко, — позвал есаул кого-то невидимого. От ствола соседнего дерева тотчас отделилась лохматая тень.
— Проводи-ка сего хлопца до коня. Да пуще глаза береги его от басурманов. Не пускай его драться с ними…
Грицко Суп повел Симона к подножию кургана. У дерева, к которому он привязал коня, Симон, к своему удивлению, увидел рядом со своей лошадью еще десяток оседланных казачьих лошадей, которых охраняли два вооруженных казака.
— Мы, хлопче, за тобой аж от самой горы по следу шли. Спервоначалу у нас думка была, что ты турка и есть — срубить хотели головушку твою, да Кондрат Иванович удержал. «Погодите, говорит, может, это нужный нам человек. Давайте посмотрим да уверимся, кто он и куда едет». Это пока ты на мурзу пистоль не навел, а тогда у нас у всех на сердце повеселело. Свой, значит, человек, — весело рассказывал Грицко.
Не успел Аспориди отвязать коня, как послышались выстрелы.
— Это наши басурманов окружили. Поди, сейчас там рубиться начали. Слышишь — зазвенели сабли! Эх, хлопче, не повезло мне, что тебя стеречь надо. Видно, не придется ноне шашку на супостатах опробовать, — горько вздохнул во всю свою широкую грудь молодой казак.
Симону и самому хотелось, обнажив саблю, вернуться туда, в огненную баталию. В душе он проклинал Хурделицу за то, что тот повелел ему оставаться здесь, в стороне от схватки. Ведь, возможно, сейчас басурманы теснят казаков…
— Слушай, Грицко, — сказал юноша. — У меня тоже душа горит. Давай поскачем нашим на подмогу.
Грицко недовольно засопел и недоверчиво посмотрел на юношу.
— Что ты! А коли тебя басурман побьет?
— Не побьет. Я сам любого побью. Ты не гляди, что я ростом не вышел. К бою привычный. Да ведь и ты рядом будешь, если что — поможешь… — уговаривал его Симон.
— Помогу. Это верно… А как с наказом есаула? — не сдавался казак.
— А ты скажешь есаулу, что я тебя не спрашивал, взял да и поскакал. Ты удержать, мол, не успел, — сказал Симон и, вскочив в седло, пришпорил коня.
— Вот бисов хлопчина! — восхищенно воскликнул Грицко и, в свою очередь, вскочив на коня, поскакал к хутору.
Но как ни гнали они коней, как ни спешили к месту сражения, принять в нем участия им не пришлось. К их прибытию все было закончено.
Окруженные плотным кольцом казаков, открывших прицельный огонь из ружей, ордынцы попытались было прорваться, но их встретили в сабли сошедшие с лошадей казаки. В умении вести бой в пешем строю черноморские казаки — бывшие запорожцы — не имели себе равных. Они дружно отбросили низкорослых татарских воинов — искусных кавалеристов, но очень посредственных пехотинцев.
В этот миг Семен Чухрай с пятью казаками сделали вылазку из каменного домика и с тыла врубились в ряды татар. Их неожиданная атака вызвала замешательство у ордынцев. Ища спасения, они заметались, окруженные плотным кольцом казаков.
Поединок
Желая прекратить побоище, Хурделица пробился сквозь строй аскеров — телохранителей мурзы. В знак вызова Кондрат скомкал свою рукавицу из красной кожи, расшитую медными бусами, и швырнул ее в лицо мурзы. Тяжелая рукавица звонко шлепнула татарина по толстой щеке. Мурза принял вызов. В ярости он издал боевой клич и прочертил кривой саблей круг над головой, словно приказывая телохранителям расступиться. Казаки и ордынцы опустили оружие, схватка прекратилась. Как только очистилось место для поединка, мурза бросился на есаула. Замелькала сабля ордынца, со свистом рассекая воздух. Под яростным напором Кондрат отступил на несколько шагов. Раздались ликующие крики ордынцев, которые с нетерпением ожидали момента, когда есаул упадет под ударами мурзы, чтобы напасть на казаков. Но Хурделица хладнокровно отпарировал все молниеносные удары. Кондрату не раз приходилось сталкиваться с опытными противниками, но такого, как этот едисанский мурза, он встретил впервые. Настоящий мастер сабельного боя, фехтовальщик высшего класса. Вряд ли его удастся победить, даже перейдя в наступление. И Кондрат продолжал медленно отступать, терпеливо выжидая малейшего промаха противника. Но татарин был точен в атаке. Считая, что есаул подавлен его стремительным нападением, он усилил натиск. Сабля Хурделицы покрылась глубокими зазубринами — оружие мурзы было выковано из дамасской стали.
Кондрат чувствовал, что только хитростью можно вырвать победу у опасного врага. Понимая, что мурза уверен в своем преимуществе, он стал отступать еще быстрее. Татарин усилил свою бешеную атаку. Отражая удары, Хурделица неожиданно упал на одно колено.
У присутствующих вырвался единодушный вопль: крик радости — у ордынцев и ужаса — у казаков. Всем показалось, что есаул побежден. Мурза от неожиданности на какую-то долю секунды приостановил атаку, высоко занеся саблю, чтобы обрушить на голову противника. Этого-то и ожидал Хурделица. Распрямившись в молниеносном выпаде, Кондрат с такой силой ударил тыльной частью клинка по сабле мурзы, что она отлетела далеко в сторону.
Но мурза не сдался. Он питал лютую ненависть к гяурам, недаром паша Ахмет его, как своего самого свирепого волка, послал с отрядом татар истребить в окрестностях Хаджибея всех жителей, которые могут оказать поддержку русским. Мурза предпочел бы скорее смерть, чем позор плена. Поэтому он выхватил из ножен короткий кинжал, показывая этим, что не намерен сдаваться на милость победителя. Кондрат понял, что противник не дастся в руки живым. Еще миг — и сабля есаула рассекла бы голову мурзы. Но тут петля аркана, просвистев, затянулась на шее ордынца, и он упал на землю. Это старый Максим Корж, наблюдавший поединок, решил, что мурза будет неплохой «язык», и накинул на него аркан. Татары бросились на выручку к своему предводителю, да запоздали.
Казаки мгновенно подтянули за аркан полузадушенного мурзу к себе и дружно отбили нападение.
В отчаянии мурза пытался зарезаться. Он взмахнул кинжалом, чтобы ударить себя в сердце, но Хурделица вырвал оружие.
— Погоди, рано тебе еще смерть принимать, Ураз-бей, — сказал с ненавистью Кондрат.
Увидев, что их предводитель попал в плен, ордынцы побросали оружие и подняли руки.
Как раз в это время Симон и Грицко примчались на хутор. Уже стало светать.