Самид Агаев
Хафиз и пленница султана
© Издательство Алгоритм
Часть первая. Дочь вазира
Июнь 1225 г. Азербайджан.
Табриз. Зал судебных заседаний.
То, что появление этих людей не сулит ничего хорошего, Али понял, лишь взглянув на лица вошедших. Надменного, видимо облеченного властью человека, сопровождали трое вооруженных чаушей[1]. Так бывает, входит человек, и ты сразу понимаешь, что от него жди неприятностей. Эти люди были из дворца. Али догадался об этом сразу, по их бесцеремонному поведению. Когда они вошли, в зале заседаний кроме него находился кади[2] Кавам ад-Дина Джидари. Это было довольно странно, но, несмотря на то, что город, окружённый войсками хорезмшаха, султана Джалал-ад-Дина[3], находился в осадном положении. Люди, как ни в чем, ни бывало, продолжали судиться по бытовым делам. Посетители прервали их спор, по поводу предстоящего дела, – иска к человеку, который сжигал траву на своем участке, при этом огонь перекинулся на соседний участок и спалил чужое жнивье. Судья, изучив обстоятельства иска, продиктовал помощнику решение о том, что владелец упомянутой земли не несет ответственность, так как волен, делать на своей земле все, что угодно. Секретарь Али записал решение, но со свойственной ему дотошностью, возразил. Приведя в качестве доказательства, слова правоведа Абу-Йусуфа, апологета ханифитского мазхаба[4] который действительно утверждал, что если кто-нибудь сожжет траву на своем участке, а огонь перекинется и сожжет чужое достояние, то владелец упомянутой земли не несет ответственности, так как имеет право зажигать огонь на своей земле. Вместе с тем в этом же положении он отмечает, что мусульманину не разрешается умышленно причинять ущерб соседу, и сжигать его посевы, в связи с какими либо работами, проводимыми на собственной земле.
– Умысел надо доказать, – отмахнулся судья, склонный к шафиитскому мазхабу, основатель, которого Мухаммад аш-Шафи, ничего подобного не говорил.
– Истец утверждает, – не унимался Али, – что в тот день дул сильный ветер, и было очевидно, что огонь может перекинуться на другой участок. В данной ситуации действия собственника можно расценить, как приведшие к утрате или гибели чужого имущества.
Это очевидное противоречие поставило судью в тупик, и он рассердился на Али, повысил голос, велев ему заниматься своими прямыми обязанностями, следить за ошибками в текстах документов, и, не лезть, куда не просят. Али обиделся и замолчал.
При появлении людей из дворца, кади не сразу поднял голову, несмотря на шум, произведенный вошедшими; звон шпор, бряцанье саблями и шуршание дорогой одеждой. А когда, поднял, смерил посетителей тяжёлым взглядом. Судья был раздражен.
– Кто такие, – сурово спросил он, – почему вошли сюда с оружием?
Спеси у придворных несколько поубавилось. Если в Табризе кто-то и не боялся власть предержащих, так это семья Туграи, к которой принадлежал и судья, племянник Шамс ад-Дина Туграи. Всеми уважаемого вазира[5] города.
Другой его племянник Низам ад-Дин, был раисом[6] Табриза и руководил сейчас обороной осаждённого города.
Уважаемый судья, – заявил хаджиб,[7] – меня прислала принцесса Малика-Хатун по очень важному делу.
Упоминание имени жены атабека[8] Узбека несколько смягчило судью, и он, продолжая хмуриться, жестом велел продолжать.
– Дело деликатное, – сказал хаджиб, – необходимо обсудить его наедине.
– Поэтому ты привёл сюда вооружённых людей? – спросил судья.
– Нет, они просто охраняют меня, – ответил хаджиб, не поняв иронии.
– Пусть они охраняют тебя снаружи, здесь тебя никто не тронет, сюда люди приходят за защитой.
Хаджиб дал отмашку и чауши с недовольными лицами вышли во двор.
– А этот? – спросил хаджиб, указывая на Али.
– Это катиб[9].
– То, что я скажу, записывать не следует.
– Али, оставь нас наедине, – приказал судья.
Али отложил калам[10] и вышел, но не во двор, а в соседнюю комнату, куда кади обычно удалялся для вынесения приговора. В этой комнате было слышно всё, что происходило в комнате заседаний, поэтому он ничего не терял. Молчание в соседней комнате длилось так долго, что он, забеспокоившись, хотел уже выглянуть, но там, наконец, заговорили.
Хаджиб. Да будет тебе известно, о досточтимый судья, что Малика-Хатун обратилась к султану Джалалу с предложением о перемирии. Султан отклонил его, но позволил принцессе покинуть Табриз вместе со своим двором. Но Малика-Хатун небезучастна к судьбе жителей, в отличие от мужа, который, бросив нас на растерзание хорезмийцам, убежал и укрылся в Гяндже. Она не хочет покидать город. В то же время падение Табриза это вопрос времени. Сегодня к стенам подкатили осадные орудия катапульты, таран и штурмовые лестницы.
3
Большинство тюркских имен означают какой либо символ веры – ад-Дин. Первое слово собственно имя. Для облегчения чтения, автор по возможности будет опускать приставку. (Да простит меня Аллах!)
7
Хаджиб – общее название, – буквально – привратник, приближенный во внутренних покоях, камергер, в данном случае – царедворец.
8
Атабек – букв. Отец-воспитатель. Наставник принца, со временем эта должность приобрела значение титула.