Стиснув зубы, султан распорядился, и они были утоплены в реке. Жены, дети, и его собственная мать.
Сам же он сражался до тех пор, пока не оказался прижат к реке. Тогда он в полном снаряжении направил коня в воду.
В том бою Аллах даровал ему спасение. Но с тех пор он не мог заснуть не выпив вина.
Юная наложница, которую он вопреки обыкновению, оставил до утра, еще спала. Джалал дотронулся до горячего плеча, и когда она испуганно открыла глаза, улыбнулся и сказал:
– Иди к себе.
Девушка быстро оделась, накинула на голову покрывало и выскользнула из шатра. Султан кликнул гуляма.
– Дай мне умыться, – сказал он, когда слуга заглянул в палатку, – и пусть позовут Насави.
– Воду подогреть? – спросил гулям.
– Не надо, неси, как есть.
Слуга выскочил и через короткое время вернулся, держа в руках медный кувшин и таз. Джалал стащил с себя шелковую нательную рубашку, и наклонился над тазом. Слуга стал лить ему на руки воду. Умывшись, султан оделся.
– Где канцлер? – спросил он.
– Ждет снаружи.
– Позови.
Вошел канцлер, приветствовал султана, поклонился, и застыл, ожидая распоряжений.
Взглянув на начальника канцелярии, султан сказал. – Нужно написать письма и разослать их следующим адресатам:
Конийскому султану – Кей-Кубаду. Правителю ал-Джазиры, Хилата и Майафарикинна – Малику Ашрафу Мусе;
Правителю Дамаска, Иерусалима, и Табаристана – Малику Муаззаму Исе;
Правителю Египта – Малику Камилу Мухаммаду.
В руках секретаря появились калам и чернильница, которая висела на цепочке прикрепленной к запястью, дощечка, которую он до этого держал подмышкой и свиток бумаги.
– Каково будет содержание писем, хакан.
– Содержание будет следующим, – сказал Джалал – записывай.
Салам. Наши молитвы, хвалу и так далее. …Великому султану, Джамшиду века, Александру эпохи, полюсу ислама и так далее. – Только там где я говорю и так далее, ты не пиши и так далее, а расписывай, как положено.
– Да хакан.
– …Желание обрести счастье союза с вами и упование на единство с вами настолько крепки в нашем сердце, что, как ни быстро был калам, все равно он будет беспомощен в изложении этого на бумаге и т. д.
Между нами, с благословения и милости Аллаха, существуют равенство в объявлении священной войны и сражений и единство в делах народа и религии. Самый подходящий человек для твоей любви и дружбы, тот, кто подходит тебе по языку и вере.
И так далее. …Ваше высокое положение среди падишахов Магриба[33] – да пребудет оно высоким! – является средоточием защиты границ ислама и средством очищения людей от безбожия и хулы. А в странах Машрика[34] мы своим могучим мечом гасим огонь смуты безбожных. И если в таком положении, когда так близки наши народы, мы не откроем пути дружбы, совместно не отразим наши беды, то кто же тогда станет нашим другом? Где и в каких местах мы найдем воду и пропитание?
Это письмо с благословения и милости Аллаха и так далее…
После паузы султан сказал.
Сделай четыре копии.
– Одно и то же письмо всем четверым? – спросил канцлер.
– Да, я не думаю, что они будут цитировать их друг другу. Только не забудь поменять обращения. Пошли за кади Муджиром, он должен доставить им эти письма.
– Что-нибудь еще государь?
– Ты свободен.
Начальник канцелярии удалился.
В палатку вошел хаджиб.
– Доброе утро, господин, надеюсь этой ночью, вы хорошо отдохнули.
Не могу сказать, что я отдыхал этой ночью, – сказал султан, – но, что я делал, тебя не касается.
Хаджиб улыбнулся, кланяясь. Султан говорил с самым серьезным видом, но он шутил, и это означало, что он в хорошем настроении.
– Вазир Шараф ал-Мулк просит дозволения войти.
– Пусть войдет.
Вошел вазир, человек средних лет, плотного телосложения, и приветствовал султана.
– Прибыли парламентеры от правительницы Табриза, – сказал он. – Они говорят о полной капитуляции и сдаче города, с некоторыми условиями.
– Ну что же, это хорошая новость, – заметил султан, – впрочем, ожидаемая.
– Еще немного и мы возьмем город, стоит ли сейчас принимать капитуляцию с условиями?