Близость с рабыней доставила ему острое, почти болезненное наслаждение. После этого он отпустил девушку, а сам заснул.
Спал недолго, проснувшись, позвонил в колокольчик. Вошел хаджиб. «Принеси мне холодной воды», – сказал Узбек. Хаджиб исполнил приказание и, дождавшись, пока атабек, жадно пьющий воду, оторвется от кувшина, сказал: «Пока вы спали два раза приходил садр Рабиб. Но я не позволил вас будить.
– Позови его, – распорядился Узбек.
Вазир появился быстро, словно он стоял под дверью.
– Что? – коротко спросил Узбек.
Вазир кашлянул:
– Вернулся посол от султана Джалала.
– И что же?
– Я позову его, он сам доложит о результатах своей миссии.
– Ты испытываешь мое терпение, говори, я думаю, что тебе уже все известно.
– Хорезмшах по-прежнему глух к вашим словам. Он не оставит за вами Нахичеван. Но султан разрешил вам оставаться в этой крепости.
После долгой, тягостной паузы, во время которой вазир избегал смотреть на атабека, вазир спросил:
– Позвать посла?
– Не надо, – глухо произнес атабек, – ты тоже можешь идти.
Вазир пошел к дверям, Но остановился. Атабек недоуменно посмотрел на него.
– Это еще не все, – запинаясь, сказал Рабиб ад-Дин, – ваша жена Малика-Хатун, хорезмшах женился на ней.
После гробового молчания Узбек спросил:
– Было ли это по согласию принцессы, или против ее желания?
– По ее добровольному желанию и неоднократного с ее стороны сватовства. Она одарила свидетелей развода и оказала им милость.
Слова атабека удивили садра.
– Здесь у меня сейчас была рабыня, – глухо сказал Узбек, – славянка. Я дарю ей свободу, подготовь маншур[65]. Ее зовут Лада.
– Слушаюсь.
– Можешь идти.
Атабек опустил голову на подушку, показал рукой вазиру, чтобы тот уходил.
Вазир вышел из комнаты и столкнулся с устаздаром[66], стоявшим у двери. Тот сразу же принял позу гвардейца, словно он охранял покои. Вазир понял, что тот подслушивал.
– Ну, что он сказал? – нимало не смутясь, шепотом спросил устаздар.
– Ничего, – коротко ответил вазир.
– А что он делает сейчас?
– Лежит, кажется, у него недомогание. Ты бы зашел, проведал.
Устаздар с готовностью кивнул и вошел к атабеку. Рабиб остался ждать его возвращения. Здоровье Узбека вызывало у него беспокойство. Устаздар вышел быстро.
– У него жар, – сказал он, – надо позвать врача.
– Врача нет, – хмуро сказал вазир, – Он сбежал пару дней назад.
– Видишь, все бегут от него, как от прокаженного, одни мы торчим здесь как глупцы, – пожаловался устаздар. – Пошлю кого-нибудь в деревню, может, там, кто найдется сведущий в медицине.
Он неторопливо пошел по коридору. Вазир мрачно смотрел ему вслед. То, что устаздар, не боясь разоблачения, говорил такие вещи, было дурным знаком.
Челядь всегда чувствует безошибочно начало конца своего господина. И бросает его раньше, чем этот конец наступает. Рабиб тяжело вздохнул.
Укрыться в Алинджа-кала было ошибкой, рано или поздно руки султана дотянутся до казны, которая здесь хранилась. Он предложил Узбеку перебраться в Аламут[67]. Узбек когда-то был дружен с отцом нынешнего главы исмаилитов Ала ад Дина. Но, Ала ад-Дин боясь гнева хорезмшаха, отказал атабеку в гостеприимстве.
А ведь когда-то старец горы, так всегда называли главу исмаилитов, целых полтора года гостил во владениях Узбека, и радушный хозяин ежедневно посылал ему тысячу динаров на текущие расходы. Где эти дни?! А может, надо было не бежать от султана Джалала, а сдаться с самого начала. Рабибу довелось побывать в плену у его отца хорезмшаха Мухаммада. И ничего плохого с ним не произошло. Ведь Узбек считался вассалом хорезмшаха и когда-то провозглашал хутбу с его именем. Но гарнизон хорезмийцев, выданный когда-то Узбеком на растерзание монголам, отрезал пути назад.
Табриз.
Султан Джалал всегда оставлял на прежнем месте владетеля завоеванной им страны, если он обязывался платить определенную дань и провозглашать хутбу с его именем, даже если тот поначалу вступал с ним в сражение, Поскольку считал, что именно на таких людей в смысле верности, можно рассчитывать. Того, кто сдавался без боя, он также оставлял на своем месте, но уже не доверял. Ведущий себя таким образом, в трудную минуту с легкостью сдаст и его. Местная знать знала, как вести себя со своим народом и через нее проще было им управлять. Но покоренные страны были ганимат – военной добычей и подлежали разграблению. Таков был обычай, установленный Ануш-Тегином, предком Джалала. Табриз был единственным исключением, поскольку за него попросила его новая жена Малика-Хатун. Но вазир султана Шараф ал-Мулк считал иначе. Все завоеванные города, должны были приносить доход в казну. Управляющий делами султана, он должен был следить за этим. И вазир рьяно принялся исполнять свой долг. Когда султан, приведя к покорности правителя Азербайджана, направился в Грузию, Шараф ал-Мулк принялся извлекать доход из Табриза. Он обложил налогами каждого торговца, каждого ремесленника, его люди занимались поборами. Жалобы стекались отовсюду к Шамс ад-Дину, и тот приказал раису оказывать отпор хорезмийцам. Не проходило дня, чтобы не было стычки между жителями, и людьми Шараф ал-Мулка, которые набросились на город, как стервятники. Но вазир не мог дать волю себе и своим приспешникам, это означало бы саботировать распоряжение хорезмшаха. Но и смириться с тем, что кто-то противодействует его алчбе, не хотел. Последней каплей, переполнившей чашу его терпения, было то, что Шамс отказался выполнить его распоряжение и назначить на должность городского судьи вместо своего племянника Кавама Джидари, его протеже. Им был уже известный нам факих Изз ад-Дин Казвини, тот самый кади Казвина, который на основании показаний двух лжесвидетелей оформил развод между Узбеком и Маликой. Малика-Хатун отблагодарила судью деньгами. Но слух об этом быстро распространился по Казвину и репутация кади оказалась подмоченной. О том, чтобы продолжать отправлять свою должность в родном городе, не могло быть и речи. Тем более, что факих несколько ошибся в расчетах. Малика-Хатун, несмотря на то, что стала женой султана, все же утратила власть над страной. Она удалилась в Хой, один из трех городов, которые султан Джалал определил ей в икта, в качестве свадебного подарка. Изз ад-Дин Казвини лишился ее покровительства, на которое собственно и возлагал основные надежды, больше, чем на деньги. Он бросил свою должность, и перебрался в Тебриз, столицу Азербайджана. Здесь он свел знакомство с Шараф ал-Мулком, участвуя в посольстве Узбека к султану, преподнес ему две тысячи динаров и, расположив тем самым вазира, попросил место судьи Табриза. Шараф ал-Мулк недолго думая, пообещал выполнить его просьбу. Шараф ал-Мулк, несмотря на свою алчность, был щедр и расточителен, особенно тогда, когда это ему ничего не стоило. С тех пор Изз ад-Дин Казвини ежедневно приходил в присутствие и, стоял в толпе просителей, угодливо улыбаясь, при каждом удобном случае изливая клевету и злобу на семью Туграи.