— Лезь сюда. Да чего телишься?
У ее ног, не дыша, лежали два тойра, укрытые мешаниной веток.
— Сам подойди. Нога у меня подвернулась.
Но тирит снял с плеча лук и прицелился в склон горы.
— А ты туда поглянь. Лежит милка, выродка своего нянчит. Одной стрелой обоих и сыму.
И рявкнул, наливаясь бешенством:
— Сказал, иди, дочь шакала!
Хаидэ медленно зашагала вверх по склону.
Они никуда не уйдут. И убивать не будут всех. Они дождутся, когда женщины устанут лежать, а тойры решат напасть. Перебьют самых первых, а прочих возьмут в полон. Еще бы, такая добыча для тех, кто промышляет продажей рабов. Сильные тупые быки и их сильные выносливые женщины… А что же Казым?
Она понимала, Казым поехал на верную смерть, и лучше бы он даже не пытался отвлечь тиритов. Но все же он Зуб Дракона, тут же думала с надеждой, оскальзываясь босыми ногами на полегшей сухой траве, вдруг останется жив.
Всадник поехал навстречу, и она остановилась, поднимая лицо к нависшей над ней фигуре, к радостному оскалу зубов.
— Нож брось, лисица. Бабу спасешь.
Хаидэ положила руку на пояс. И помедлила. Тенькнула тетива, ушла стрела с тихим посвистом, и со скалы послышался страдающий крик.
— Хейка! Убили ее!
Смолк испуганно.
Хаидэ сорвала нож и швырнула в траву.
— Та-ак, — тирит оглядывал ее, ухмыляясь.
— Гага, возьми к себе. После приведешь в мою палатку!
— Что ж я теперь, с бабой, Корча? — Гага подъехал, спрыгнул, хватая Хаидэ за плечо и заламывая ей руки за спину.
— Заткнись. Вяжи лучше.
Корча отъехал, мазнув ее напоследок масляным взглядом. И заорал:
— Парни! Давай к горе! Да смотрите, в траву смотрите! Если там кто — шибайте конями.
— Йиихо! — закричали всадники.
И вдруг с обратной стороны холма донесся вопль, смешанный с топотом.
Хаидэ, уже со связанными руками, побежала по траве, вырвавшись из рук Гаги, упала, когда тот рванул ее волосы. Лежа, выворачивала лицо, стараясь за стеблями трав разглядеть, что делается внизу, у еле видных кругов кострищ. И хрипло засмеялась, сворачиваясь, чтоб сапог Гаги не попадал по животу.
Из степи, следом за Полынчиком, будто они только что родились в темнеющем воздухе, неслись и ворвавшись в толпу тиритов, закрутились, перемешиваясь с ними, два десятка черных воинов на тонких конях.
Рядом с ней метнулись большие копыта, жесткая рука подхватила и кинула через шею лошади на край седла. Хаидэ охнула, ударившись животом, и харкнула вязкой слюной, закашлявшись.
— Вниз давай! — хлестнул по ушам сверху злой голос Корчи, — дави быков!
Сам он съехал до середины склона и натянул поводья, остановившись в относительной безопасности. Княгиня подняла голову, силясь увидеть. Тириты, что толпились на гребне, скатывались мимо них вниз, бросали лошадей к самому склону, чтобы там развернуться лицом к степи. И падали, когда кони, испуганно крича, подламывали ноги, сбрасывая всадников. Тойры вопили, вскакивая. Обрушивали на ноги коней топорики и обломки камней. И, Хаидэ свирепо выругалась, опуская голову под ударом кулака Корчи, не затаивались снова, а плясали, выкрикивая оскорбления, падали, сраженные резкими ударами коротких мечей.
— С-собачьи дети! — Корча подал коня наверх, снова взлетая на гребень. Заорал, бешено радуясь:
— Ага! Мало вас, твари, мало!
На склоне холма всадники схлестывались, звенели мечи, изредка посвистывали стрелы, кони ржали, грохоча копытами, будто рассыпали булыжники на твердую землю.
— Что? — заорал он в самое ухо княгини, приподымая ее за волосы, — сильно умелые воины у тебя? Вон, падают, как все!
И отпуская, вопил вниз, подбадривая своих бойцов:
— Давай! Еще десяток сыми, и все!
Княгиня задергалась, стараясь сползти, но мужская рука крепко прижимала ее к седлу.
Что происходит? Если пришли Зубы Дракона, как они позволяют тиритам так легко победить себя?
И вдруг, будто ответом ей раздался тонкий вскрик раненого бойца. Женский голос. Девичий.
— Бабы? — удивился Корча. Захохотал, пиная женщину коленом в бедро, — девки! Так то ж девки! Ну и драконы, ну и защита тебе, какой вождь такие и воины, а?
— Силин. Силин! — она кричала, мучаясь от мгновенной мысли о смертях, что принимают сейчас за нее девушки Ахатты, те, что мечтали стать смертельными черными осами. Да не успели.
Ударив коленями по щарящей сверху руке, упала в траву и покатилась, дергая связанными руками.
— Беслаи! Отец наш, помогай своим детям!
Ветер рванулся по траве, но она не почувствовала его на потном лице, залитом злыми слезами. Сверху стремительно приближалось яростное лицо Корчи, почти неразличимое в багровом сумраке умирающего заката. Сводя плечи и дергая руками, она поджала ноги, чтоб ударить тирита в живот или в колени. И ударила в воздух, когда тот, хрипя, сам опрокинулся навзничь и заболтал ногами, схваченный за шею. А над ним поднимался огромный черный силуэт на фоне багровых и синих разводов. Подняв извивающегося и орущего тирита, тряхнул, будто ломая нетолстое дерево. И тот, захрипев, умолк, откидывая мертвую голову с раззявленным ртом.
— Нуба! — закричала Хаидэ, — Нуба, ложись, скорее! Дурак! Стрелы!
Нуба упал на колени, сверкнул нож, она замерла, послушно подставляя неподвижные руки. Ремень соскользнул, Хаидэ тут же обхватила руками черную шею, изо всех сил пригибая мужчину к земле, и прижимаясь к его груди бешено стучащим сердцем.
— Нуба. Скорее, вниз! Я! Не смогу. Ты только. Нет никого, ты.
Он обнял ее, прижимая к себе. Но она все вырывалась, стараясь накрыть большое тело своим, дрожащим, в лохмотьях рубахи. Крикнула:
— Нельзя умирать! Дурак! Не смогу я.
И вдруг все стихло в степи. Снизу, с обеих сторон, там, где тойры сражались с танцующими среди кустарника всадниками, и там, где бились девы Ахатты с толпой тиритов, все странно замедлилось, будто застывая в древней смоле. Всего на несколько мгновений остановились враги, держа друг друга, замахиваясь мечами и топорами, удерживая в поднятых руках громоздкие камни. А прямо из центра степи, со стороны заката, держа на плечах и головах его последний сочный свет, проистекло черное облако, стремительно приближаясь. Рассыпался топот множества копыт, звенели мечи о щиты. И ни единого слова или крика не доносилось от сомкнутой черной тучи, что уже вливалась в лощину, ведущую к подножию гор.
— Драконы! — крикнул кто-то, и гул прошел по растерянным всадникам.
— Уходим! — Гага, хлестнув коня, вырвался из-под скалы, оставив растоптанного тойра.
Тириты, разворачиваясь, метались, собираясь внизу и взлетая туда, где стоял Нуба, прижимая к себе Хаидэ.
— Га-а-а, — заорал Гага, целя мечом на скаку в голову Нубы.
Но с другой стороны вдруг вырвался на макушку холма сизый конь, присыпанный будто тлеющим по шерсти огнем. Казым проскакал рядом с Братом, подымая того на дыбы и, вклинившись между тиритом и княгиней, принял удар, отбивая его мечом. Гага упал, конь поволочил его дальше, дико крича и приседая на скользкой траве. А Казым, тоже свалившись с коня, вскочил, обхватывая его за шею.
— Полынчик!
Не удержал. Раненый конь завалился набок и упал, задирая дергающиеся ноги.
— Казым, скорее!
Нуба тащил княгиню вниз, по склону, а она протягивала руки, крича воину. Тот поднялся, не прячась. Мгновение смотрел на умирающего коня, а потом, метнувшись в сторону, схватил повод Брата и, скатываясь вниз, потащил за собой к Хаидэ.
Не чувствуя боли в избитом теле, она взлетела на Цаплю, что бежала следом за черным Братом. Пригнулась к светлой шее и ринулась по склону, туда, где бились, взмахивая волосами из-под свалившихся шапок, девчонки ее племени. Их было совсем мало, Цапля и Брат, топчась, спотыкались об упавших умирающих коней. А тириты, оглядываясь на мерный топот, что все приближался, торопились, отступая, проламывались через гущу, рассыпая сверкающие удары.
— Хей-го-о-о! — закричала Хаидэ, нагибаясь и подхватывая короткий меч из торчащей вверх руки упавшего воина.