И рядом с ней закричал Нуба, подавая Брата в сторону, обходя толпу, и преграждая дорогу окровавленным мужчинам. Но он был один, а всадников на этом склоне, быстро прикинула Хаидэ, не меньше полусотни. Они уходили, бросая раненых и убитых. Падали, когда всадницы догоняли их, разя в спины. Поворачивались и отбивались. И новые тела грохались наземь.
Все мельтешило и что-то внутри Хаидэ успело удивиться тому, что заря, застыв, не покидает неба. Рубя и дергая меч на себя, она выпрямилась, оглядываясь на топот, заклиная, чтоб подходили быстрее…
И в последнее мгновение перед тем, как черная туча всадников поглотила склоны холма, растекаясь по лощине и взмывая на гребень, — увидела.
Держа в голове, отбросила мысли, снова занятая тем, что делали прочие — била Цаплю в бока, кидала ее вперед, натягивала поводья, отводя от удара, пригибалась, уклоняясь от красного блеска, размахивалась, рубя сверху, тыкала вперед, сразу же дергая на себя.
А рядом молча крутились ловкие воины, и каждый короткий вихрь оставлял после себя черные бугры мертвых людей и коней.
Схватка, что в голове княгини растянулась на годы, на деле вспыхнула коротким пламенем. И женщины, в ужасе глядя через густые ветки, на бешено крутящееся месиво, не успели толком вдохнуть и выдохнуть, не успели додумать до конца даже короткой мысли, как все закончилось, будто черная железная рукавица, падая сверху, тяжко ударила пламя оземь, убивая его мелькание.
Все стихло. И в этой звенящей тишине стали слышны новые звуки, они и были, но сейчас стали главными. Стоны раненых, ругательства, вопли тойров, что, оказывается, давно крутились под ногами коней, прыгая и отскакивая, рубя покрасневшими мокрыми топорами. Замедлившийся топот копыт — всадники отводили коней от места битвы, спешивались, осматриваясь, переговаривались, сплевывали, скидывали на спины шапки и утирали лица.
Хаидэ согнулась в седле, слабо натягивая поводья трясущимися руками. Улыбнулась тревожно глядящему на нее Нубе, чувствуя, как дергается уголок рта и к глазам подступают кипящие слезы. И сглотнула, стараясь не вдыхать резкий, как хмель, запах крови. Нуба, наклоняясь, подхватил ее под спину широкой рукой. Сказал тихо, чтоб не слышали другие:
— Молчи. Молчи, Хаи, а то закричишь.
Мужская рука была теплой и это спасло. Хаидэ выпрямилась, смотрела, не отрываясь, на покрытое шрамами лицо и тяжелое веко над ослепшим глазом. Он нахмурился под ее взглядом. И она затрясла головой:
— Нет, Нуба, нет. Все… хорошо.
Повернулась к подъехавшему Нару.
— Асет с парнями погнал тех, что ушли. Не уйдут, от них-то.
— Да, Нар. Хорошо.
— Прости, княгиня. Девки удрали раньше. Ослушались. А мы двинулись следом.
— Да. Я сама запретила вам. Ты не виноват.
— Ну, видишь, если б пораньше, и делов бы не было, что нам эти твари, тьфу.
Она спрыгнула с лошади.
— Нар, соберите мертвых. Я пойду к осам.
— Да, светлая.
Он повернул коня, но Хаидэ окликнула его снова:
— Нар? Кто вел вас?
— Беслаи, — удивился тот, — как всегда в битву. Беслаи и небесное воинство.
— Да. Конечно.
Она медленно пошла по траве туда, где девушки, сжав губы или нервно смеясь, спешивались, оттаскивали убитых в сторону, укладывая рядом и выравнивая руки и ноги. Нуба шел рядом, возвышаясь над ней. И воины, взглядывая на еле различимое в наплывающих сумерках лицо, качали головами.
Белое лицо Мораты и ее сильные руки, вытянутые вдоль военной рубашки.
Тонкие волосы Хейнеке, слипшиеся от крови, а одна нога босая, без сапога.
Быстрая и смешливая Хола, что любила накручивать на голове косы венком.
Эйзенет, черноволосая, с рассеченным надвое лицом и грудью, залитой черной кровью.
Хаидэ остановилась. Спросила хрипло, глядя на следующую, у которой облако каштановых волос закрывало лицо:
— Силин?
— Нет, — угрюмо сказал Хойта, подойдя и становясь рядом, — другая. Найтэ. А Силин выживет ли.
— Где она?
Мужчина махнул рукой в темноту, где сразу в нескольких местах горели факелы.
Хаидэ схватила руку Нубы и потащила его на свет. Крепко сжимая, коротко вздохнула. Не глядя на великана, все же уточнила, не сдержавшись:
— Не уйдешь теперь?
— Нет, — он сжал ее пальцы.
Стыдясь огромного счастья, что накрыло ее, она пошла еще быстрее. Рядом с лежащей Силин бросила руку Нубы, села на колени, отводя с бледного лица мокрые пряди волос.
— Повозка есть?
— Есть. Раненых собирают.
— К Патаххе, всех. Там Цез, пусть смотрит за Силин. Сама.
Она выпрямилась и оглянулась на гору, где мелькали огоньки, переползая с места на место.
— Приведу знахарку из тойров. Чтоб поехали уже перевязанные и подлеченные.
— Тойры… — неопределенно отозвался Хойта.
— Теперь мы в ответе и за них, — Хаидэ снова посмотрела на девушку, потом на своего спутника. И двинулась обратно к горе.
— Хаи, тебе бы отдохнуть.
— Да. Вот поговорю с Нартузом. Нуба…
— Что?
— Мы будем в палатке. С тобой.
Он засмеялся, кивая в темноте.
Нартуз бегал у подножия скалы, высоко держа факел. Рычал, ругался, приказывал. Женщины плакали над убитыми. Увидев княгиню, шагнул навстречу. С вызовом обвел факелом огромную фигуру Нубы, разглядывая. И уважительно цокнул языком.
— Ну что, княгиня? Видала, как бились тойры? А? А?
— Твои воины смелы, вождь. И ты выбран племенем верно.
— Хоронить теперь. Много побили тириты. И девок, смотрю, ваших.
— Да.
— Утром схороним.
— Нарт, я оставлю вам воинов, пока мы не пришлем повозки.
— Какие-такие повозки? — Нартуз сунул факел молодому тойру, чтоб удобнее было упереть в бока руки.
— Забрать вас. Туда, где вам будет новая жизнь.
— Нет.
Широкое лицо тойра нахмурилось, брови почти закрыли блеск глаз.
— Нарт. У вас ничего нет! Все осталось в горе! Лес слаб, не плоден. И после осени — зима. А в степи вам будет хорошо, у нас есть стада, овцы. И табуны.
— Нет, княгиня.
Из темноты подходили, становились рядом с Нартузом мужчины, к ним прислонялись женщины, держа на руках детей. И, качая головами на слова княгини, кивали своему вождю.
— Мы тойры. Спокон веку жили мы с матерью-горой и не оставим ее. А зима, ну что ж зима. Еще есть время вырыть землянки. Прокормимся. Вот ежели дадите скота на развод, то дело будет.
— Вам нужна теплая одежда, — сказал Нуба.
Нартуз кивнул, тыкая пальцем в стоящих сбоку женщин.
— У нас — умелицы. Спрядут даже худые сосновые шишки и выйдет царская одежа.
Глава 60
Ночь встала над степью, как становилась всегда, с начала времен. Накрыла дневной еще летний зной осенней ночной прохладой. И заскрипела уютными голосами сверчков. Из темноты, стоящей за кострами, сонно вскрикивали птицы, что-то шуршало в травах, таясь, когда от костра к костру, устало ступая, проходил темный силуэт. Ночь наплывала запахами усталых от лета трав, мешая их с запахом горящего хвороста, жареного мяса и распаренной в котлах каши.
Хаидэ сидела, вытянув ноги и привалясь к боку Нубы. Время от времени находила в темноте его руку и сжимала своей, проверяя — не исчез ли. Слушала Нара, говорила сама. Иногда падала в забытье от усталости и тут же вскидывалась, широко раскрывая глаза, в которых двоилось пламя костра.
Наконец, Нар, крякнув, велел Нубе:
— Тащи ты ее спать. Парни разбили княгине палатку. Стражу вам ставить?
— Нет.
Нуба поднялся, подхватывая княгиню, поставил ее, как тряпичную куклу. И подтолкнул, уводя в темноту. Нар покивал вслед. Пробормотал, гладя бороду:
— Оно как в прежде. Только волос у меня уже пегий.
В крошечной палатке Нуба встал на колени, развязывая тесемки на сапожках, что наспех обула княгиня уже после битвы. Ослабил застежки рубахи, и остановился. Раздевать не стал. Лег на бок, устроил щеку на ладони, слушая мерное дыхание спящей.