Хайдеггер закончил курс обучения в 1913 г., но продолжил занятия в аспирантуре Фрайбургского университета. Годом позже началась Первая мировая война. Это ужасное событие поначалу вызвало всеобщий энтузиазм. Тысячи молодых людей по обе стороны от линии фронта записывались добровольцами. Колонны войск, маршировавших к железнодорожным вокзалам, чтобы отправиться на фронт, провожали восторженные толпы с букетами цветов – от Глазго до Будапешта и от Санкт-Петербурга до Рима. Люди из разных слоев общества, ощущавшие пустоту собственной жизни, нашли ее смысл в восторженном патриотизме. Но это будет бесславная война – такая, какой не мог представить никто. Военная тактика, столь же древняя, как и само искусство войны, была бессильна перед современным оружием. Пулеметы косили ряды наступавших солдат, газ ослеплял и душил, и целые армии буквально гнили в траншеях. Гражданское население в большинстве своем не знало об этих ужасах, и жизнь продолжалась, как прежде. Тем временем в этой невиданной прежде массовой резне умирала сама эпоха разделенного на классы общества, вдохновленного незыблемыми истинами вроде «Бога и Отечества» и сформированного «столетием мира, прогресса и процветания». (В день начала битвы на Сомме число убитых составило почти 60 тысяч человек, примерно столько же, сколько погибло от первой атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму сорок лет спустя. Битва на Сомме продлится еще четыре с половиной месяца.)
Хайдеггера призвали в армию, но оказалось, что у него слабое сердце. Его записали в резерв, и он вернулся во Фрайбург, где устроился на должность почтового цензора – непыльная работа, позволявшая не бросать философию. В 1915 г. он начал преподавать в университете. Двадцатишестилетний молодой человек из глубинки теперь читал лекции студентам, занимал престижную должность и имел блестящие перспективы. Серьезность и «духовность» нисколько не мешали его честолюбию. В конце 1916 г. Хайдеггер обручился с Эльфридой Петри, вдумчивой и рассудительной студенткой экономического факультета, происходившей из семьи прусских военных. Три месяца спустя, в 1917-м, они обвенчались. К тому времени во Фрайбург на должность профессора философии прибыл знаменитый Гуссерль, а Хайдеггер стал его ассистентом. Несмотря на то что феноменология была практически неизвестна за пределами академических кругов, на нее смотрели как на нечто большее, чем просто на новую философию. Это было движение, способное однажды заполнить «духовный вакуум», который, как полагали многие, начал появляться в сердце немецкой культуры. Хайдеггер настолько глубоко понимал феноменологию Гуссерля, что профессор и ассистент быстро сблизились. Вскоре Гуссерль стал по-отечески относиться к своему блестящему молодому ассистенту, видя в нем возможного преемника в условиях набиравшего силу феноменологического движения.
Гуссерль был убежден, что нашел ответ «психологизму», а также попыткам позитивизма низвести «истину» до научной истины. Причем он не просто отметал эти заявления, а открыто противостоял им. По его мнению, подобные взгляды могли быть единственно верными в своих областях, но все равно в конечном счете оставались неадекватными. Наука и психология основаны на экспериментах, и это значит, что они всегда остаются до определенной степени неточными, в отличие от точных истин логики и математики. 2+2=4 – точно. Вероятность того, что сумма может быть равна 4,000001, нулевая. Сравните это с самыми точными измерениями скорости света, которая теперь известна с погрешностью не более миллионных долей процента. Мы принимаем эту величину как 300 000 километров в секунду, понимая, что абсолютной точности нам не достичь, какими бы совершенными инструментами мы ни пользовались. В данном случае Гуссерль был согласен с Эйнштейном, который говорил: «Законы математики, имеющие какое-либо отношение к реальному миру, ненадежны, а надежные математические законы не имеют отношения к реальному миру».
Для Гуссерля законы математики были идеальны, они существовали априори, то есть до нашего опыта и независимо от нашего опыта. Даже в отсутствие человеческих существ, которые могли бы познать это на опыте, два плюс два все равно равняется четырем. Правда, остается значительная разница между этими законами – идеальными и реальными (которые описывают реальность). Следует признать, что мы сначала познаем эти идеальные законы посредством опыта. Но законы логики и математики не подтверждаются никакими «чувствами», которые мы можем испытывать, познавая их. Мы догадываемся о них и тут же понимаем, что они самоочевидны. Когда мы видим, что 2+2=4, то каким-то образом понимаем, что это истина.