Неужели он уже всё обдумал, и у него родилась своя версия произошедшего? Насколько она опасна для меня? Вдруг он решит, что я предатель, и объявит меня имперским шпионом?
От волнения у меня перехватило дыхание, но я решился открыто встретиться с ним взглядом и поставить вопрос ребром.
– Значит ли это, что я мог бы уйти оттуда, только если бы он сам решил отпустить меня?
Я понимал, что рискую, поскольку даже если Виктор раньше не имел таких подозрений, то мог задуматься об этом сейчас.
Некоторое время он оставался неподвижен, как будто не расслышал моего вопроса. Он смотрел куда-то вдаль, расфокусировав свой взгляд и погрузившись в свои мысли и ощущения.
– Не льсти себе, – в итоге, сухо отозвался он, – ты не представляешь никакого интереса для Дрэмора.
Это правда, я мало что знал о внутренних делах Рэдона, и то недолгое время, которое я пробыл здесь, не давало мне никакой ценной информации, достойной внимания имперского главнокомандующего.
Я облегчённо вздохнул, но с другой стороны я явственно осознал, что такая ситуация сложилась не случайно. Мне не доверяли, и, если я в течение тарса не смог завоевать к себе доверие, то кто гарантирует, что это не будет продолжаться вечно?
Виктор тем временем продолжил:
– Думаю, ты сам не до конца понимаешь, что же произошло там на самом деле. От тебя могли ускользнуть кое-какие важные факторы, которые ты мог просто не понять или упустить.
Ну что ж, не очень лестно, но, по крайней мере, такой оборот освободил бы меня от дополнительных сложностей. У меня появилась надежда на скорое завершение тяжёлой и неприятной дискуссии. Под его пристальным взглядом я опустил голову и скромно промолчал. Виктор выдержал паузу, чтобы убедиться в отсутствии запоздалых возражений или, может, чтобы вдоволь насладиться тем, что я фактически согласился с собственной некомпетентностью.
Я уже начал гадать, как долго мне ещё придётся рассматривать ковровое покрытие на полу, когда неожиданно услышал новый вопрос.
– Почему Ив усиленно заступался за тебя, когда его расспрашивали о твоих действиях?
Меня удивила лёгкая ирония в его голосе, и я невольно вскинул голову, в поисках подтверждения насмешки в выражении его лица.
– Ты особым образом убедил его, сделав внушение? – теперь уже с явной ухмылкой поинтересовался он.
Я растерялся. Прежде я никогда не применял психического воздействия, и вообще не считал такие действия приемлемыми. К тому же, официально внушение разрешалось практиковать только на противнике, и потому вопрос Виктора носил исключительно провокационный характер. Только какой в этом смысл? Почему это должно меня задевать?
– Я считаю, что дружеское сотрудничество можно наладить и без подобного внушения, – наконец проговорил я, внимательно всматриваясь в его лицо в поисках разгадки столь странного упрёка.
Виктор пренебрежительно дёрнул щекой, но выдал следующую фразу уже без всякой насмешки, просто строгим тоном.
– Лучше бы ты проявлял столько же рвения к работе здесь, на Рэдоне.
Вот оно что. Ему не нравилось, что я смог так быстро сработаться с Ивом, вызвав его доверие и заработав дружелюбие, в то время как на Рэдоне я всё ещё чувствовал себя не в своей тарелке. Однако если Белвердану так не нравилась моя пассивность и медленная социализация среди рэдонцев, то ему надо было искать причины в его личном отношении ко мне. Я недовольно поджал губы и начал перечислять в голове все препятствия, которые создавал мне Виктор с начала моей службы. Я вовремя остановился, заметив, что нервно тереблю ручку кресла. Хорошо, что я не настолько потерял концентрацию, чтобы снять с себя ментальную защиту и выдать свои эмоции.
Из кабинета я вышел взмокший и злой. Приведя мысли в порядок, я вспомнил, что хотел сделать по возвращении на Рэдон, но отложил из-за срочного визита к Виктору. Я жаждал познакомиться со всеми архивными рапортами рэдонцев, которые возникли вследствие аналогичных столкновений с Дрэмором.
Как выяснилось из отчётов, многие бенайты успели побывать в руках у имперцев, и, как правило, Дрэмор старался лично побеседовать с каждым из них. Возможно, он руководствовался принципом, что врага нужно знать в лицо, либо хотел иметь как можно более детальное представление о Рэдоне. От подобных сеансов общения у рэдонцев оставались более чем просто неприятные воспоминания, учитывая, что Дрэмор применял свою излюбленную тактику психического воздействия. Таким образом, он мог вытягивать из них всё, что хотел, и никакие ментальные барьеры не были для него преградой. В конце концов, хайдонцев, конечно же, возвращали: либо в обмен на имперских пленных, либо находя какую-нибудь другую основу для взаимной выгоды. Однако, похоже, полученного опыта было достаточно, чтобы фигура Дрэмора обросла множеством устрашающих слухов.
Спустя пару дней, о моём случае знали уже почти все рэдонцы, и это вопреки тому, что я старался не привлекать к инциденту лишнего внимания. То, что я не узнал главнокомандующего Империи, стало поводом для насмешек, и все охотно поверили, что именно нелепость моих действий стала причиной успешного исхода. С другой стороны, как ни странно, после этих событий я перестал замечать то лёгкое пренебрежение к своей персоне, которое я наблюдал ранее. Казалось бы, что я выставил себя на посмешище, но в то же время я как будто бы прошёл боевое крещение в глазах своих коллег.
В целом я понимал, что мне катастрофически не хватает опыта, и не только в понимании общей обстановки, но и элементарно в ведении боя на мечах. Очевидно, что на Эбруне я не уделял этой стороне должного внимания, и мне было необходимо компенсировать прогалы в своём обучении, проводя как можно больше времени в центре подготовки, чем я и занимался активно весь последний тарс.
На Рэдоне культивировалось постоянное стремление развивать боевые навыки, потому последние несколько месяцев я занимался в обществе других бенайтов, тоже регулярно посещавших тренировочный блок. Это было большой удачей для меня, поскольку давало шанс подтянуться до их уровня. Принимая участие в совместных поединках и тренировках, я смог перенять новые приёмы и отточить старые. В соответствии со сложившимися устоями, рэдонцы старались вести поединки со всеми по очереди, избегая привыкания к одному конкретному противнику, чтобы максимально разнообразить опыт.
Я успел попрактиковаться с большей частью рэдонцев, перед тем как в первый раз столкнулся с Брэндом. В тот день я освободился для занятий поздно, когда почти все успели разойтись. Как оказалось, сын Виктора частенько приходил в зал именно в это время и довольствовался скупой компанией. Впрочем, я слышал от Зеба, что рыжий считался чуть ли не самым сильным противником.
Несмотря на наши натянутые отношения, Брэнд не стал ломать традиции и отказываться от поединка. Правда, заводить дружескую беседу он не стал тоже. Оставшись одни, мы механически готовились к бою, не проронив ни единого слова.
Я незаметно наблюдал за его уверенными движениями, когда он потянулся за тренировочным мечом и принялся разминать руки и плечи.
Поначалу он держался несколько напряжённо, а я в свою очередь пропустил пару простых ударов. Однако уже через несколько минут поединок стал набирать обороты, и мы оба вошли в раж.
Обычно, для бенайта дуэль на мечах – это предугадывание действий противника на обострённом плане восприятия. В идеальном случае, бенайт уже заранее знает, в какой точке в следующую секунду будет находиться меч нападающего. И это не холодный расчёт, а скорее физическое ощущение. Таким образом, можно легко обойти препятствие, действуя исключительно на подсознательном уровне. На практике, когда оба дерущихся – бенайты, всё получается сложнее. В ситуации, когда двое могут предугадывать удары, обычно лидирует тот, кому удаётся наибольшая концентрация. В случае с Дрэмором, он с легкостью мог нарушить концентрацию противника психической атакой, не оставляя шансов на победу. Тренировки нужны для того, чтобы поддерживать своё восприятие на нужном уровне и научиться улавливать малейшие колебания в эмоциональном фоне противника. Техника владения мечом, соответственно, нужна для молниеносной реакции на эти колебания в максимально быстрой и эффективной форме.