Вячеслав Головнин
Хайлява
- Здравствуйте, батюшка.
- Здравствуйте, господин Бородин. Я слышал, вы жениться собрались?
- Да, батюшка.
- И кто ваша избранница, если не секрет?
- Да какой же секрет от вас-то, батюшка. Анфиса это, вот иду к вам с просьбой обвенчать нас на следующей неделе.
- Это какая ж Анфиса? Надеюсь, что не Лаптейкина?
- Она самая, батюшка, - ответил насторожившийся Бородин.
- Так она же хайлява, сударь. Не к лицу вам, уважаемому человеку, прапорщику, жениться на такой женщине.
- Подпрапорщик я, батюшка. Вы же знаете, что я в ваших краях человек новый. Иной раз не сразу понимаю, о чем люди говорят, а некоторых слов вообще не разумею. Что это значит: «хайлява»?
- Эх, Платон Евсеевич, Платон Евсеевич. Хайлява – это значит хайлява, доступная женщина, прелюбодейка, блудница, вот что означает это слово, «хайлява».
- Батюшка, что вы такое говорите?
Платон Евсеевич голову наклонил, набычился, кулаки у него непроизвольно сжались, глаза засверкали. Батюшка невольно отшатнулся от него, руки приподнял в защитном жесте.
- Помилуйте, сударь. Так ведь это же вся наша Уваровка знает. Да, она вдова и не старая еще. И хозяйство у нее справное, да и красавица она, что уж тут говорить. Но ведь слов из песни не выкинешь. Хайлява, она и есть хайлява.
Платон Евсеевич, ни слова не говоря, резко развернулся и пошел прочь. Батюшка еще некоторое время стоял, глядя ему вслед, затем повернулся и слегка подобрав полы своей длинной рясы заспешил обратно, в церковь, замаливать свой новоиспеченный грех оговора ни в чем не повинной женщины.
А Платон Евсеевич Бородин, подпрапорщик русской императорской армии, шагал к дому и вспоминал, как он вообще здесь оказался. Несколько месяцев тому назад у него вышел срок сверхсрочной службы. Пять лет срочной службы и пятнадцать – сверхсрочной. Можно было уходить в отставку. Пенсию себе он уже заслужил. Он как раз раздумывал о своей дальнейшей судьбе, когда ему предложили перевод на Дальний Восток, а там офицерскую должность и высший унтер-офицерский чин зауряд-прапорщика. Платон подумал, подумал и согласился. Семьей он не обзавелся, родители его к тому времени померли, наследство было давно поделено. А здесь у него появлялся шанс достойно завершить армейскую карьеру. Через пять годочков срок его выслуги достигнет двадцати пяти лет, и он сможет выйти в отставку со значительно более высокой пенсией.
В Хабаровске он по своей глупости сильно простудился, решив сбегать налегке до станционного буфета, и через два дня, по совету врача решил прервать свою поездку до полного выздоровления. И вот он живет в этой Уваровке уже месяц. А причиной столь долгой его остановки послужила некая вдовушка, Анфиса Лаптейкина, в которую он влюбился со всем своим нерастраченным в юности пылом.
Платона совершенно не смущало то обстоятельство, что у Анфисы было два сына – Фрол и Кузьма, погодки 4-х и 5-ти лет и полуторагодовалая дочь Дусятка. Познакомился он с ней очень просто. Когда он сошел с поезда, то после обследования у врача встал вопрос, где ему отлеживаться до полного выздоровления и восстановления сил. Местные жители ему посоветовали остановиться в селе Уваровка, что находилась километрах в 30 от железнодорожной станции. Там же его определили на постой. Хозяйкой оказалась уже упомянутая Анфиса, которая приложила немало сил, чтобы быстрее поставить своего постояльца на ноги. В результате, уже через две недели они стали жить вместе.
Анфиса с мужем приехали сюда сразу после свадьбы около шести лет тому назад по программе переселения из центральной России в Сибирь, а дети их уже здесь родились. Жили хорошо, дружно. С кредитом начали расплачиваться. Хозяйством обзавелись.
Да вот в прошлом году пришла в их дом беда, подцепил Семен Лаптейкин где-то хворь непонятную и неизлечимую. Сгорел как свечка за полторы недели. Анфиса с ребятишками этот год на старых запасах прожила и совсем было уже решила все продать, выплатить остаток кредита и переехать в Хабаровск. Был у нее шанс устроится в работницы к какому-нибудь барину. Во-первых, она была еще не очень старой. Всего двадцать два годочка только-только ей исполнилось. Вполне могли ее взять работницей даже в дом. Тем более, что Анфиса была хороша собой и умела готовить. Это искусство ей передал отец, который в молодости служил на военном флоте коком. Там его обучили готовить не только для матросов, но и для офицерского состава, который на флоте был исключительно из благородных.
За воспоминаниями Платон Евсеевич не заметил, как добрался до дома. Анфиса, как словно почувствовав его настроение, выскочила на крыльцо, услышав звуки открывающейся калитки. Увидела его хмурое лицо и сердечко у нее сжалось от нехорошего предчувствия. Пережила уже один раз такое, когда мужа хоронила.
Платон Евсеевич, зайдя в избу потрепал подбежавшим к нему парням шевелюры, а Дусю подхватил на руки и сказал:
- Поговорить нужно, Анфиса. Серьезно поговорить.
Дуся захныкала, и Платон передал ребенка матери. Мальчишки убежали во двор, а Дусятку покормили и уложили спать.
Наконец, они могли спокойно поговорить. Платон начал разговор:
- Анфиса, я не хочу венчаться в вашей Уваровке. Я предлагаю срочно выезжать во Владивосток, тем более, что меня уже в полку заждались, а там и обвенчаемся. Ты ведь поедешь со мной?
- Поеду Платоша. Я с тобой куда угодно поеду, хоть к черту на кулички.
- Не гневи Бога, Анфиса.
Платон перекрестился и сказал:
- Имел сейчас беседу с вашим батюшкой.
- Так вот отчего ты смурый такой. Этот козел в рясе ко мне приходил, к греху склонял, подарок обещал купить. Это еще до тебя было. У него видишь ли попадья на сносях, а ему невтерпеж. Я ему вежливо объяснила, что я ему не хайлява какая-нибудь, а приличная женщина и мать троих детей к тому же.