— Ты сама знаешь.
Эти слова рухнули ей на темечко, точно обух топора. Леди надеялась, что ни в чем не виновата, что все это время Альме просто было не до объяснений, что мысли Лиры о каре богов просто страхи. Так надеялась…
— О чем ты говоришь?..
— Ты проявила слабость, — от этих слов пещера разом стала холодной, точно в зиму. — Ты начала сомневаться. Ты возжелала сойти с пути, и боги решили показать тебе, как они любят, когда в них сомневаются. Я не хотела наказывать тебя. Но что я могу сделать с приказом Древних? — Альма развела руками. — Я не так смела, как ты, чтобы перечить им.
— Я не перечила! Нет! Я просто! Я…
— Скажешь, это неправда? — Ведьма прошлась вдоль круга камней, не сводя с нее взора. Безразличие некогда горящих глаз ранило сильнее ножа любого слуги Гаракаса. — Стоило мне покинуть тебя по нуждам Древних. Стоило мне уйти, чтобы подготовить почву для нашего важного дела, как вера вытекла из тебя с месячной кровью, будто какая-то временная прихоть. Будто веры и нет вовсе, пока кто-то в тебя ее не положит. Неужели боги ошиблись? Едва ли в столь слабом теле прорастет семя Папы Ромоха.
Ведьма отвернулась, словно подводя всему черту, и Лира громко закричала. В том крике было столько ярости и горечи, что, казалось, обернулись даже каменные истуканы.
— Не смей! Не смей отнимать у меня это! Ты ужасна! Ужасна!
Альма развела руками.
— Ты всегда это знала.
Лира дрожала и плакала, обняв себя за плечи и до боли царапая их, будто надеясь, что это чувство уймет горечь внутри или хотя бы позволит леди проснуться. Игры кончились. Все стало так серьезно. Теперь она понимала это, стоя перед глазами северных богов, столь же безучастных к ее боли, как сами Древние. Теперь она понимала, насколько боги жестоки. Насколько безжалостны к любой слабости, даже мысленной. Она-то, глупая, думала, что свою избранницу Древние будут холить и лелеять, а оказалось, они с легкостью отбросят ее, стоит несчастной только краем мысли коснуться пути назад.
Жестокая женщина, которую она всегда считала подругой, подошла к леди и сжала ее лицо в ладонях.
— Ты думаешь, я не люблю тебя? Это не так. Просто скажи мне, что ты больше не можешь. Скажи, что не способна пройти этот путь. Я пойму и отпущу тебя. Это и есть любовь. Но она не должна мешать в деле столь важном, что выше любых земных страстей.
Капля тепла пролилась из жёлтых ведьминых глаз, и Валирейн стало чуточку легче дышать. Она еще любит ее! Она еще с ней!
— Нет, — леди качнула головой, обнимая ладонями руки Альмы. — Я закончу это дело с тобой, я тебя не брошу.
Ведьма кивнула с улыбкой, но улыбка быстро покинула ее лицо.
— Хорошо, — Альма резко отпустила леди. — Но теперь никаких нежностей, Валирейн Оронца. Все это только ослабляет нас с тобой. Хватит. Мы будем действовать отныне расчетливо и жестко. Без глупостей. Я хочу доверять тебе, зная, что ты не слабая трусливая девчонка, и все сделаешь, как нужно. Теперь ты понимаешь как все серьезно? — Лира отрывисто кивнула. — Через три дня, в ночь последнего мы совершим таинство. Жди моего указа, слушайся моего слугу. Исполняй все, что тебе будет велено, не задаваясь излишними вопросами и не предаваясь сомнению. Я долго жалела тебя, выполняла всю грязную работу сама. Хватит.
— Я все сделаю. Не сомневайся во мне ни минуты.
— Тогда иди. Обниматься не будем.
Валирейн судорожно вздохнула. В ней еще теплилась малодушная дрожь, привычка к поддержке и любви. Она все еще чувствовала себя олененком, чьи кости недостаточно крепки, чтобы держать даже вес собственного тела. Но теперь ей придется окрепнуть. Нужно окрепнуть. Иначе она и впрямь не достойна Древних. Теперь она все сделает правильно. Теперь она будет безжалостна и сильна, как Альма. Иначе зачем она прошла весь этот путь?
Валирейн, новая Валирейн Оронца, перерождённая в этих стенах, омытая слезами и болью разбитого сердца. Так, верно, женщина и становится ведьмой?..
Она замешкалась у выхода из залы, сир Галлир манил ее рукой у начала коридора ниш, но Лира поняла, что просто не может не задать этот вопрос.
— Альма, — негромко позвала она и та обернулась. — Это ты убила девушку?
Ведьма посмотрела на нее долгим пронзительным взглядом.
Огромную тушу Зверя Близ Гри, как его прозвали местные после случая со служанкой, приволокли на хозяйственный двор. Об этом Лире рассказала Сорка — саму леди к убивцу ее возлюбленной подруги не пускал будущий муж. Хозяин Холмов, верно, боялся, что его нежная невеста не вынесет зрелища, но он не знал, что сердце ее отдало прошлой ночью все силы и чувства, и едва ли способно снова дрогнуть. Ей даже хотелось посмотреть. Увидеть эту ужасную картину, окровавленного медведя, пойманного в капкан или заколотого мечом лорда. Может статься, что Дормонд сдержал слово и лично отсек чудовищу его жуткую голову с пастью о сто зубов, с глазами цвета крови и мертвецов, с безжалостной жаждой и голодом. Лира жалела, что не повстречала этого зверя при жизни.