— Из Тарони, говоришь? Больно говор у тебя странный.
— Дак я родом с севера Королевства. Жили там до поры, потом ушли. Оттуда и говор.
Кузнец снова оглядел северянина с ног до головы.
— Иди со старостой потолкуй, там посмотрим.
— Нора! Норка! Ты что ли? Вытянулась-то как! А тятька твой где?
К ним шел какой-то тучный бородатый мужичина, которого Нора признала не сразу. Гавар, тятькин знакомец из Пастушьего Дола, гостил у них года три тому назад. И чего он в Выселках забыл? Ягнят что ли своих на продажу привел?
Нора неловко улыбнулась, но улыбка сама собой сползла, когда северянин вдруг подошел и приобнял ее покрепче.
— А ты, друг, кем будешь и откуда жену мою знаешь? — спросил рыжий.
Гавар хохотнул, отвечая северянину его же прищуренным взглядом.
— Друг семейства, так сказать, Гаваром звать. Надо же, выдал-таки тятька тебя. А то все берег, берег, так и в девках засидеться недолго. Что, молодые, не захотели со стариками жить?
— Ну а чего нам, — заулыбался северянин, будто бы расслабившись. — Я свой дом хочу, что мне на чужих харчах сидеть. К слову, меня Вурзой звать.
— И то верно. Хороший тебе мужик достался, Хайноре, да и она девка видная, повезло тебе, Вурза. Имя знакомое какое-то… Может я тебя знаю все ж таки?
Нора закусила губу, чувствуя, как северянин вдруг крепче сжал ее бок.
— Да нет, отец, я б запомнил.
Гавар задумчиво кивал, с улыбкой осматривая Нору с ее «муженьком», щурил и без того маленькие глаза, что казалось те вот-вот выкатятся на пухлые румяные щеки. Нора вспомнила сладкие рогалики и соленый сыр, что Гавар привозил им из Пастушьего Дола, и натужно улыбнулась, чтоб тот ненароком не подумал чего не того, а рыжий ей потом не всыпал.
— Ну ладно, муженек, ты иди со старостой потолкуй, а я пока Норочку приючу. Что ей с тобой ходить, девке эти ваши разговоры скучные не сдались, так сказать.
Рыжий глянул на нее, явно сомневаясь, но Нора смолчала.
— Ну идите, конечно, почему нет, в конце концов не чужой человек. Где мне вас найти опосля?
— Иди в харчевню, у меня там комната, смогу и вас рядом на ночку-другую уложить, пока чего как. Норкин муж, мне как брат, так сказать, — хохотнул Гавар, ударив себя кулаком в грудь.
Северянин усмехнулся в ответ, приобнял Нору покрепче, да как поцелует смачно и в губы, и в шею, и шепчет: «Смотри мне, девка, не сболтни лишку».
Хайноре только неловко улыбнулась ему, и они разошлись.
— Так значит тятька твой все лесом промышляет?
Нора кивнула, как можно непринужденнее, разглаживая складки на платье.
— Как дела у него идут, все с Таронью торгует или как?
— Не очень дела, зверь что-то не уродился нынче…
Гавар довлел над ней как туча, сидя при том на стуле. Комнатка у него была неплохая, видно, что не бедствует. А может… а вдруг… нет, рыжий не простит, рыжий страшный человек, нельзя, молчи Норка, молчи да улыбайся…
— Так может мне, это, навестить родичей твоих? Тут же близко, ежели по большаку, пара денечков.
— Ой да не утруждаетесь, пожалуйста, — Нора смущенно заулыбалась. — Тяжко, конечно, но справляются они, Н… Нейка помогает…
Ох, братишка… больно ей было о таком врать, больно говорить о мертвых, как о живых, больно… Врет, будто самолично их… того… Будто они с рыжим подельники… Хайноре вздохнула прерывисто, тихонько, чтоб Гавар не заметил.
— Вот как, значит, — прицокнул тот. — Ну ладно, ладно, раз уж ты так говоришь… А то я было соскучился по стряпне твоей мамки. Галушки с грибами в меду, похлебка на зайчатине наваристая. Все ж таки в наших краях такого не отведаешь. А уж какое твой тятька варил бродило!
Заулыбалась Нора. Вспомнила и мамкины галушки и тятькино бродило с кислинкой на языке. От него потом ходишь веселый, легкий, что птичка, и на душе сладостно, как от поцелуя любимого. Тятька совсем недавно перестал ей бродило водой бодяжить, сказал, мол, взрослая уже, можно и так пить. Ох как Нейка потом на нее взъелся…
— Ну а плачешь ты чего, Нора? — И впрямь… смотрит на платье, а оно все в разводах от слез. — Давай говори мне правду, что стряслось?
И Хайноре вдруг разрыдалась пуще прежнего и все как на духу выложила.
Гавар хмурился, ругался, грузно вышагивал по скрипучему полу, то за голову хватаясь, то размахивая кулаками.
— Падаль северянская! Безбожник! Чуял же, чуял сразу что мракобес он, ирод проклятый! У-у-у! Ну я ему устрою! Ты не плачь, Норочка, не плачь, будет земля им пухом, Отец на том свете теперь о них заботится, — сел Гавар на постель рядышком с Норой, погладил ее по плечам, заговорил ласково: — А тебя я пристрою, не бойся, миленькая, все сладится у нас. Дом у меня большой, хозяйство приличное, а бабы в доме не хватает. Как жена померла в том годе, так я еще и не женился по новой, а наследники то нужны, сама понимаешь…