— Конечно, благородный, — невозмутимо заявил одноглазый, отрезая себе яблока и укладывая его на противно вспухший язык. — Эй, Шмыга, как тебя Сахорная Ягодка тогда назвала? Господин гвардеец?
Возница загоготал на весь большак, так что птицы перепугано слетели с ближайшего дуба.
— Ой дура, — смеялся он, — Но роток у ней умелый…
— Вот и я к чему, такая мудрая женщина уж что-то смыслит в вопросах чести, — одноглазый снова посмотрел на северянина. — А вот пастухов убивать это совсем не благородно.
Рыжий снова сплюнул. Он всю дорогу пытался разозлить их, поддеть как-то, за больное ущипнуть, и если возница вспыхивал и огрызался, то этот жуткий надзиратель был спокоен, как мертвец. И взгляд такой холодный, даже когда издевался и насмехался над ними, и не улыбнулся ни разу... Ох, что же с ними теперь будет... Говорила же ему! Говорила! Чуяла подвох! А он не слушал, пил со своим «братом», байки травил, шутки шутил… пока тот их без стеснения Вирхе продавал… Их было пятеро, этих вояк, и все как на подбор будто из ярмарочного зверинца сбежали. Правильно тятька говорил, парни из бригады сущие разбойники, наряженные в гвардейские доспехи. У них только один толковый мужик на всех — начальник.
— Девку хоть отпусти, чего она вам? Я ее в заложницы взял, она не повинна.
— Это пусть начальник решает, кто повинен, а кто святый небожитель, — отмахнулся одноглазый.
— Варой, что ты с ним треплешься, ей богу. Дай по башке, пусть заткнется, а то я ж не выдержу...
— Не держится — по нужде сходи, — жестко отрезал Варой.
Хайноре затравленно глянула на рыжего, а тот нагнулся ей к уху и шепчет:
— Ежель я их таки взбешу, и будет драка, беги со всех ног, поняла? В лес прямо, схоронись где-нибудь, ты умеешь...
— Но...
— Цыц! — шикнул рыжий.
— Эй, полюбовники, — Варой снова постучал ножом по прутьям, — прекращаем лобызаться.
Нора и северянин молча переглянулись, тот выразительно нахмурил брови — поняла, мол, слушайся, что велю. Нора кивнула, а сама смотрит на него с жалостью — побитый весь, в кровоподтеках, с синим глазом... какие тебе драки, они же убьют тебя, насовсем убьют... Снова слезы подкатили, страшно стало, что теперь будет, с нею, с ним...
— Так это… девка… эу, — окликнул ее Шмыга. — Ты нам задачку разреши, а? Ты что ли мужика таво в корчме… ну… чик-чик. А то мы всей Таронью гадали-гадали, так и не разгадали.
Нора поглядела на рыжего, тот на нее, брови свел в полосочку и спрашивает:
— Чего?
— Та девка, что нам наводку на вас дала, говорит, мол, твоя зазноба на нее с ножом кинулась, — разъяснил Варой, вырезая червя из яблока. — Вот мы и думали — кто ж из вас на самом деле Палач? В лесу под Мельном брошенный дом лесника нашли. — Нора вскинула голову, рыжий пихнул ее в ногу, мол, сиди ровно. А Варой смотрит ей в глаза, и взглядом не отпускает. — Сначала, думали — ну, ушли куда-то. Неделя прошла, а лесника с семьей нет и нет. Пошли люди в рощу искать. Искали-искали, не нашли. А потом пустили волкодавов. Те аккурат к дому ведут, лают так, погано. Загробно. Привели. И как давай копать. А там вся семья лесника лежит, жмется друг к дружке, уже червями поеденные. — Нора сглотнула тугой ком, но тот встал поперек и стоит. А Варой все смотрит и смотрит. — Не слыхали о таком?
— Нет, — мрачно отрезал северянин.
— Так я и думал, — подытожил гвардеец и подмигнул Норе единственным глазом.
Она опустила взгляд и не поднимала всю дорогу. И хоть обещала сама себе больше никого не боятся, решила, что этот жуткий человек хуже самого беса, и бояться его не стыдно.
Всю дорогу потом им с рыжим не давали и словечком обмолвиться. Рядом всегда был этот Варой, и когда они ели, и когда спали, и когда по нужде ходили. Первый раз Нора так и не смогла, присела на корточки, юбку задрала, и чует, что этот смотрит, глазом своим, поганым, чуяла и не смогла ничего, весь день маялась в клетке, на следующий уже все равно было — смотрит, не смотрит, приперло и все тут. Так ей было страшно, что даже расплакаться не получалось, а очень хотелось. Прижаться к рыжему и всю рубашку ему слезами замочить горючими, ан нет. Думала — ну, поплачу ночью, перед сном, тихонько, тихонько, может полегче будет, да только так уставала, что тут же засыпала, стоило голову уложить.
Рыжий пару раз пытался затеять драку, но только огребал сильнее и сильнее, даже Норе однажды прилетело. От Шмыги. Бросилась она, значит, северянину на помощь, когда его бить стали, а возница ее хвать поперек тулова, тряхнул, как мешок с луком, бросил на землю и рукой наотмашь по лицу. Голова потом весь день болью звенела.
Тяжело было. Страшно. Жутко. Особливо, когда Шмыга с другим гвардейцем начинали считалочку считать за право первого — того, кто Нору первым приходовать будет. А Варой, который обычно не давал над ними излишне глумиться, тогда как назло молчал, насвистывал себе под нос какие-то похабные песенки, яблоко жрал да наблюдал за нею, видно, забавляло его это. А рыжий был связан, и как бы ни пыхтел, ни рычал, ничего сделать не мог. Хорошо, что до дела у них так и не дошло, одноглазый всех строил и не давал расхолаживаться, девок-де и в Тарони полно, потерпите, не салаги какие, что титек не видали.