Сестрица, змея, гадюка, лиса холеная! Ну я тебе!
— Кела юна и красива, у неё ещё будет шанс себя показать. К тому же отцу дурнеет день ото дня, в поместье нужны молодые и сильные души, чтобы помогать ему в нехорошем случае. А мне нужна рядом Альма и никто больше. Иначе… иначе я просто не смогу… я без неё не смогу!
Ах как жаль, что Альма не может видеть, как закипает в глубине этих тёмных глаз ярость и недовольство. Лира знала, как сестрице не терпится надавать младшей оплеух, накричать, поскандалить с отцом, добиться своего хоть как-то, ведь иного она не приемлет никогда.
Но нет, сестра, сейчас будет по-моему, иначе я не Оронца, иначе я не дочь своего рода.
— Ладно, Алесса, — подытожил лорд, сжимая руку старшей дочери. — Хватит препираться, побереги нервы, тебя и так изрядно истощили роды. Ничего страшного, если Келу заменит Альма, к тому же эта… особа и в самом деле спасла Валирейн от лихорадки. Что делать если они повторятся? Едва ли Кела и Сорка справятся с этим.
— Мы могли бы отправить с ней троих…
— Троих? Может и всех разом, вместе с нами, дочь моя? Нет. Не нужно, чтобы лорд Дормонд решил, что мы не способны прокормить свою челядь и отсылаем лишние рты в его дом. Это дурной тон.
Алесса нехотя кивнула и поморщилась, будто Сорка переперчила вино в её кубке.
— Хорошо, дочка. Альма отправиться с тобой в качестве компаньонки, да будет так. Это моё последнее слово, а я пока ещё глава этой семьи. Идите отдыхать, девушки.
Лира бежала в свои покои, гарцуя и пританцовывая, как её Малинка, когда была жеребенком и только-только вышла в поле. У неё получилось! Добиться своего, отвоевать Альму, исполнить долг пред нею! Ох, хорошо бы Древние были довольны так же, как она сейчас довольна сама собой. Боги, Отец Всесоздатель, как же она была счастлива!
Но… ох… но если этот лорд Холмов вовсе не тот, кого ей в мужья хотели Древние?.. Холмы Близ Гри… растёт ли там барбарис? Серебрятся ли глаза лорда? Похож ли он на медведя?..
— Альма! — крикнула Лира, врываясь в свои покои. — Мне удалось! Представляешь? Уделала сестрицу будто в камушки! Альма?..
Ведьма сидела на полу у окна, спиной к двери, над её головой курился тонкий стебелек дыма. Сидела бездвижная, лишь едва-едва покачивалась из стороны в сторону. У Лиры захолодели ладони.
— Альма? — шёпотом позвала она.
— Нет.
— К-как, нет?..
— Подойди и сядь.
Лира подчинилась, медленно, едва переставляя ноги, ставшие вдруг слабыми, как будто в далёком детстве, когда она только-только училась ходить. А когда подошла, что-то будто ударило её под колени, и Валирейн упала на мягкую подушку рядом с ведьмой. И увидела наконец её лицо, расслабленное, строгое, с закрытыми глазами с нарисованными на веках знаками Древних. Лира посмотрела вниз и увидела, что источает этот сладкий дым. Травы тлели прямо в ладонях ведьмы, кожа местами стала чёрной, будто стены сгоревшего храма.
Валирейн охнула и сжала рот ладонями.
— Альма?.. — снова позвала она.
— Нет, — повторил голос.
Неужели?..
— Сашая?..
Строгая голова медленно кивнула.
В покоях ещё таилось дневное тепло, хотя солнце уже шло к горизонту, но руки Лиры будто опустили в снег.
— Сашая Мать Всех, любовь наша, тоска наша, горечь и мед, скажи, молю, я… я сделала что-то не так?..
— Север смотрит на тебя. Ты чувствуешь его в своих ладонях. Он зовёт тебя, Дитя Лима. Папа Ромох хочет тебя.
— Папа Ромох?..
— Папа Ромох.
Лира сглотнула сухой ком, и он подрал ей горло.
— Что я должна сделать? Скажи, прошу!
— Папа Ромох возьмёт тебя на севере, в лоне леса, у подножия хребта земли. Серебряная вода в его глазах, огонь в его волосах, его чресла восстанут и повергнут тебя в трепет и ужас. Ты его узнаешь, ты ему отдашься, он зачнет себя в тебе, ты родишь ему его самого. Ты принимаешь свой рок, Дитя Лима?
— Да! Да, Сашая Мать Всех, любовь наша, боль наша и скорбь, радость и грех, я принимаю!
— Да случится так.
Ведьма схватила ее ладонь своей горящей рукой, и Лира закричала.
***
След остался странный.
Он походил на кривое разорванное кольцо, что по словам Альмы означало конец порченого цикла, разрыв старого хода событий, но ничто не говорило о начале нового. И это очень беспокоило Лиру. Беспокойство не унималось даже во время суетных сборов, и даже двое новых платьев из красного и переливчатого изумрудного бархата, которые Алесса подарила ей в честь помолвки, радовали её совсем недолго. Сестра сказала, что их шил придворный портной, самый искусный мастер в Королевстве, и что приказ отдала сама королева и сама королева выбирала ткани и вышивку. Это очень польстило Валирейн, но каждый раз, когда она трогала шелковые подолы и кружева, каждый раз, когда подносила к лицу тонкую перламутровую ткань ночной сорочки, каждый раз она видела на своей руке это разорванное кольцо и понимала, что изменился не только ход событий, но и она сама. Она сама отныне не та, что прежде, она стала другой, когда дала согласие Древним. Не сейчас, не в тот день, когда получила от Сашаи метку, гораздо раньше.