— Да вы! Да что вы говорите? — голос Лиры дрожал негодованием. — Вы думаете, что я охочусь за титулом?!
— Разве нет? — Варой из Шэлка развел руками, ответив на возмущенный взгляд леди Оронца полной невозмутимостью. — Вы согласились на сделку, леди. Как бы то ни было, чем бы не увещевала вас сестра и отец, вы согласились. И, насколько я знаю, прибыли сюда не в кандалах. Значит, правила игры вам известны. Поэтому, советую как можно быстрее избавиться от сказочных представлений о замужестве, и вливаться в партию.
Лира смотрела на барона, широко распахнув глаза. Она вся разом замерла, даже дрожь и всхлипы унялись, словно бы один только холодный взгляд этого человека был способен превратить ее в статую.
— Единственное, что вы должны помнить, миледи, это то, на чьей стороне вы играете и что требуется от вашей фигуры.
Валирейн поджала губы и сглотнула ком.
— И что же требуется от моей фигуры?
— Ничего сложного. Стать супругой Дормонда, родить наследника, быть примерной женой. И, поверьте, позже это хорошо вам окупится. Дайте мужчине заботу и уют, и он позабудет о других женщинах, дайте ему сына, и он бросит к вашим ногам все, что имеет, а что не имеет — заимеет и бросит. Эта истина, которая живет не одну сотню лет и проживет ещё столько же, пока мужчины — это мужчины, а женщины — это женщины.
— Как… просто…
— Именно. Я вас покину, одиночество в таких вопросах полезно. К тому же вам лучше хорошенько все обдумать. Верно?
Лира опустила взгляд на свои руки и устало кивнула. Барон Варой ушёл.
Свежий шрам на ладони ярко белел под светом солнца, она гладила его, чувствуя пустоту. Одиночество. Отец и сестра за сотни вёрст, Альма пропала, её жених, будущий муж, призванный по всем законам людей и богов защищать и беречь Лиру, оказался лжецом и предателем… Одна, совсем одна... Даже Древние молчат… Не от кого ждать ответов и помощи…
Лира печально улыбнулась. Она думала, что заплачет, как странно… Сейчас бы плакать, припасть к траве и рыдать вволю, напоить землю слезами, чтобы та проросла чёрной солью и звероягодой, как в той сказке о Горе и Счастье. Да только не было слез. Сухо и пусто, будто не девица, а выпитый до дна штоф. И грусть внутри такая сладкая, как дым от трав, сладкая и горькая, голову дурманит, тело томит. Что делать теперь? Тяжко… Может, в лес? К Красной Пасти? Схоронить себя в общей могиле с солдатами Королевства? Броситься на камни, отдать себя, кому? неважно, кто хочет, тот пусть и берет, хоть Отец, хоть Папа Ромох, хоть какой-нибудь северный бог. Только бы унять эту тоску и боль, только бы уже решить свою судьбу, самой, без сестры, отца, лорда Холмов и одноглазого сира. Пора решиться.
Лира попыталась встать, оттолкнуться мягкими, будто шёлковые верёвки, руками от холодной скамьи, но силы в них было столько же, сколько в мёртвом теле. Она попыталась ещё раз, и словно бы кто-то подхватил её под руки и повёл, словно бы сами боги решили, что ей пора предстать перед ними, и спустились со своих небесных тронов, чтобы проводить её лично.
Перед глазами пелена из слез и зелёного леса. Как странно — ей казалось, что она уже не может плакать. Под атласными туфлями влажно чавкает трава, скрипит смоченный утренним дождём песок, воздух пахнет сыро и пряно, а птицы поют, как хор у посмертного ложа.
— Вперёд, вперёд, миледи.
В глуби леса темнее, солнце прячется за кронами. Лира уже ничего не видит за вуалью слез, она попыталась было утереть глаза, но шелковые верёвочки вместо рук не слушались хозяйку. Нет, это не дорога к Красной Пасти, это севернее и дальше…
Боги, куда вы ведёте меня, боги?
— Недалеко осталось.
Недалеко… ещё немного и все… все кончится… все решится… как хорошо… как легко… как грустно… как страшно!
— Вы лучше шевелите ногами, миледи. А то мне придётся закинуть вас на плечо, а леди, говорят, такое не любят.
Лира мотнула головой туда-сюда, как Малинка, когда её окрикивали. Нет, это не боги, боги так не говорят, боги другие, они не похожи на людей, от них не пахнет брагой и потом, и уж точно боги не стали бы звать Валирейн «миледи». Она хотела поднять голову, чтобы посмотреть в лицо этому божеству, но ее замутило.
— Тише-тише! Беру слова назад, госпожа, не надо вам лишний раз чем-то шевелить…
Вдруг земля будто оттолкнула Лиру, она обмякла в чьих-то руках, туфля с копной грязи на каблуке повисла на пальцах ног. Леди дёрнула рукой, хотела поймать её, пока та не упала — ей очень не хотелось терять туфлю, совсем-совсем. Будто это сейчас было таким уж важным… Валирейн запрокинула голову, не было сил держать её достойно и прямо, как подобает особе её положения. Перед глазами мелькал размытый частокол берез и сосен, слезы текли по лбу, прячась в волосах, было влажно и мерзко, хотелось умыться, но какой уже в этом смысл?