Ангелы о свободе не вспоминали. Следуй пути, достигнешь благодати.
А что станут делать ангелы в году 201?
Интересный, надо сказать, вопрос. Что станут делать все они, чем закончится эксперимент, когда лабораторный корабль достигнет цели? На планете Синдичу их встретит громада дикой, неподконтрольной человеку «природы», а даже правил, которым она подчиняется, они не будут знать. Их предки на Дичу, по крайней мере, были знакомы с «природой», умели использовать ее, могли передвигаться в ней, знали, какие животные опасны или ядовиты, как выращивать растения, и все такое. На Новой Земле они окажутся невежествены.
Книги упоминали об этом глухо. В конце концов, до высадки оставалось еще полвека. А все-таки интересно было бы выяснить — что они покамест знают о Синдичу.
Когда Луис спросил об этом свою учительницу истории, 3-Тран Эти, та ответила, что есть образовательная программа, которая снабдит Шестое поколение кучей сведений о том, что такое Цель и как там жить. Но пятопоколенцы к моменту выхода на орбиту будут так стары, что это, по сути, не их проблема, хотя если кто-то захочет, ему, разумеется, позволят «приземлиться». Программа рассчитана на то, чтобы срединные поколения («Это мы», сухо пояснила старушка) жили в согласии со своим миром. Очень практичный подход, и цель благая, но, возможно, именно они создали тип мышления, столь распространенный среди последователей благодати.
С Луисом, ее лучшим учеником, она могла говорить открыто. А тот, в свою очередь, честно признался ей — сколько бы ему ни стукнуло в день прилета, долетит он или нет, он хочет знать, куда движется Он понимал, почему; он мог не понимать, как; но он должен был понимать, куда.
Тран Эти помогла ему порыться в архивах, но оказалось, что образовательная программа Шестого поколения покуда недоступна — комиссия по образованию ее пересматривает.
Другие учителя в один голос советовали вначале закончить школу и колледж, а потом уже беспокоиться о Цели. Если это вообще кому-то интересно.
Луис обратился к старшему библиотекарю, старому 3-Тану, деду его друга Биньди.
— Рассуждать о цели нашего пути, — ответил Тан, — значит питать в людях тревогу, нетерпение и ложные ожидания. — Он чуть улыбнулся. Говорил он всегда медленно, с долгими паузами. — Наша работа — лететь. А прилетать — совсем другая задача. — И после паузы добавил: — Но поколение, приученное лететь — сумеет ли оно научить следующие опуститься наземь?
Луис продолжил поиски. По доброй воле он ушел в Джунгли.
Разумеется, ему приходилось держаться тропы. Как бы не была детализована программа виртуальной реальности, то, что не заложено в нее изначально, просто недоступно. Как во сне, в любом сновидении, особенно — в кошмарном: не все варианты выбора доступны, если выбор вообще есть.
Здесь была тропа. Идти приходилось по ней. Тропа выводила к уродливым, убогим дикарям, а те визжат и кидаются отравленными дротиками, и вот тогда приходится выбирать. Луис методично перебирал варианты.
Попытки договориться с дикарями или убежать очень быстро заканчивались затемнением, обозначающим, понятное дело, виртуальную смерть.
Один раз, когда на него напали, Луис выстрелил из ружья и убил одного туземца. Это было еще ужаснее, чем он мог себе представить, и Луис почти сразу же вышел из программы. Той ночью ему снилось, что у него есть тайное имя, даже ему самому неведомое. Подошла незнакомая женщина, и сказала: «Адово имя оставь волку».
Луис вернулся в Джунгли, хотя это было нелегко. Он обнаружил, что если не выказывать страха, угрожать ружьем, но не стрелять, карлики как-то вдруг признают его присутствие. Отсюда расходилась новая сеть этических развилок. Он мог держать оружие на виду, и, угрожая им, заставить карликов вывести его к Затерянному Городу (ради которого, собственно, и затевалось путешествие по джунглям). Луис мог заставить их повиноваться, но не успевал зайти далеко, прежде чем наступало затемнение — его убивали. Или, если он не проявлял страха, не угрожал и не просил, он мог остаться в поселении, заняв полуразвалившуюся хижину. Туземцы принимали его в качестве местного безумца. Женщины давали ему еду и показывали, чем он может помочь, а Луис учился у них языку и обычаям — неожиданно сложным, пленительно формализованным. Это, конечно, было лишь в-обучение — далеко оно не заходило, и всегда казалось глубже, чем на самом деле; когда выходишь из программы, то почти ничего не остается в памяти. Программа не может вместить в себя много — даже в виде намеков. Но и того, что Луис запоминал, хватало, чтобы странным образом обогатить его взгляд на мир. Он еще собирался вернуться туда как-нибудь, дойти до конечной этической развилки и пожить немного с дикарями.