— Я быстро, я сейчас! — пообещал Лобстер. Он Оросился к ближайшему автомату. Сунул карту в щель, набрал номер. Долго никто не подходил, наконец раздался сонный голос Никотиныча:
— Слушаю.
— Это я, Лобстер. — Он прикрыл трубку ладонью. — У меня беда. Белка, которую я это… В общем, она сейчас мертвая лежит у меня дома.
— Я уже сплю. Ты что, напился? Сколько сейчас?
— Не знаю. Три, наверное.
— Охренел совсем? Иди проспись! — В трубке раздались короткие гудки.
Лобстер ругнулся и снова набрал номер.
— Никотинчик, миленький, я не шучу — она мертвая! Честное слово! Я боюсь туда идти. Приезжай!
— Блин, Лобстер, я тебя точно когда-нибудь грохну за твои шуточки! — последовала небольшая пауза. — Ладно, выезжаю.
— Я тебя около арки ждать буду!
Лобстер хотел вернуть девушке карту, но около магазина уже никого не было — компания испарилась. Ну и ладно — на карте осталось всего три единицы.
В течение сорока минут, пока не было Никотиныча, Лобстер ходил взад-вперед около ночного магазина, не решаясь войти через арку во двор. Купил бутылку пива, чтобы хоть как-то отвлечься. Бутылка плясала в его руке, как у алкоголика с десятилетним стажем.
Наконец к арке свернула допотопная «копейка» Никотиныча. Лобстер сел в машину. Никотиныч загнал «Жигули» во двор, припарковал рядом с дверью подъезда.
— Ну, рассказывай, алкаш!
Лобстер, сбиваясь и путая слова, рассказал Никотинычу о вечере: как встретились с Белкой, как сидели в баре, потом поехали к нему…
— Что за дурь? — поинтересовался Никотиныч, когда он упомянул о волшебных каплях, после которых мир меняет свои очертания.
— Не знаю, — пожал плечами Лобстер.
— Не знает он! Скоро совсем с катушек съедешь! Ладно, сиди в машине и жди меня. Я быстро. Ключи! Лобстер протянул Никотинычу ключ.
— Там просто. Бороздкой вниз и два оборота направо, — попытался объяснить он.
— Разберусь, — кивнул Никотиныч. Он выбрался из машины. — Если понадобишься, позову.
Лобстер вздрогнул от грохота захлопнувшейся металлической двери подъезда. Он вдруг представил себе, как они с Никотинычем выносят завернутую в покрывало Белку, запихивают труп в багажник. Его передернуло. Лучше милицию вызвать…
Послышался свист. Лобстер открыл дверцу и глянул вверх. На освещенном балконе стоял Никотиныч. Он призывно махнул рукой.
— Поднимайся. Все в порядке, — сказал он тихо.
Что значит в порядке? Лобстер заскочил в подъезд, побежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.
Никотиныч ждал его у открытой двери квартиры.
— Заходи-заходи, не стесняйся, — пригласил он.
Лобстер осторожно заглянул в комнату. Постель была пуста. Скомканное одеяло, подушки — все лежало так же, как час назад…
— Где она? — спросил он шепотом.
— Белка? В голове она у тебя, понял? В башке твоей дурьей!
Лобстер присел на корточки посреди комнаты, огляделся. Увидел пластмассовый пузырек на полу, поднял его.
— А это что?
— Дерьмо, которое вы в нос капали? Дай-ка! — Никотиныч подошел к открытой балконной двери и швырнул пузырек в темноту. — Алкоголик, наркоман, тунеядец!
— Но я же видел! Она мертвая лежала! — Лобстер никак не мог прийти в себя. — У нее шрам на шее был! — Он провел ладонью по своей шее.
— На себе не показывай. — Никотиныч прикрыл дверь балкона. — Объясняю для дураков: то, что ты видел, был глюк. Пока ты ходил, она свалила. А у тебя от дури крыша съехала. Не знаешь, чем девки промышляют? Она тебя обчистила, а ты даже не заметил! Бабки проверь.
Лобстер стал шарить по карманам одежды, висящей на стуле. Деньги были на месте. Он протянул Никотинычу мятые купюры: — Вот!
— Странно, — задумчиво сказал Никотиныч. — Ну, значит, просто убежала. Может, тебя испугалась. Подумала, что ты сексуальный маньяк. Ладно, я поехал. Весь сон мне, скотина, перебил! — Он направился к входной двери.
— Я не могу здесь. Мне страшно! — жалостливо сказал Лобстер.
— Поехали ко мне, — предложил Никотиныч. — С утра за работу сядем.
— Нет, я лучше к матери.
— Ну, как хочешь, — пожал плечами Никотиныч. — Не пей сегодня больше, Лобстер!
SEARCH
Лобстер махнул на прощание Никотинычу рукой, набрал код на двери и зашел в подъезд. Около подъезда он заметил припаркованный «форд». Это была служебная машина матери. Значит, шофер у нее. Только его сейчас еще не хватало!
Подъезд был ярко освещен, за стеклянной перегородкой среди цветочных горшков в кресле восседала консьержка — баба Таня. Несмотря на ранний час — было около пяти утра — она не спала.
— Здрасте! — кивнул Лобстер.
— О, явился — не запылился, блудный сын! — насмешливо произнесла баба Таня. — Мамаша-то не ждет, поди! Андрюха у нее.
— Знаю, — мрачно кивнул Лобстер.
— Пил, гулял, веселился?
Лобстер заглянул в почтовый ящик. На дне ящика белел конверт. Лобстер достал ключи, открыл дверцу.
— Живешь-то где теперь?
— На «Шаболовской», — сказал Лобстер. Он подумал, что надо немедленно заняться поисками новой квартиры. Завтра же повесит объявление в Интернете.
На конверте стоял прямоугольный штамп. Какое-то кладбище. Название не пропечаталось. Лобстер удивился. Может, не в тот ящик бросили? Нет, адрес матери — квартира 147.
— И охота тебе по углам болтаться? — не унималась баба Таня. — Квартира четырехкомнатная. Заперся себе и живи. Никому не мешаешь. Я вот двадцать семь лет в коммуналке прожила.
Лобстер вскрыл конверт. Это была ксерокопия. Фамилия вписана шариковой ручкой. Какой-то Швецов Виталий Всеволодович. «В связи со строительством автотранспортной развязки администрация извещает Вас, что в октябре этого года кладбище будет снесено. Вам будет предоставлен специальный транспорт для захоронения останков вашего родственника на Богородском кладбище. Необходимо в тридцатидневный срок явиться в административное здание кладбища со следующими документами…»
— Мать переживает! Все время о тебе говорит. Как там мой Олежек? Хоть бы зашел, навестил. Не звонит даже, — оторвала Лобстера от чтения баба Таня.
«Врет она все!» — раздраженно подумай Лобстер. Он вызвал лифт. Мать у него не тот человек, чтобы с консьержками обсуждать поведение сына. Ей некогда. Что это еще за Швецов? В их роду нет такой фамилии. Может, родственник дальний? Или?.. Догадка осенила его, когда разъехались створки лифта.
— Спокойной ночи, — сказал Лобстер, входя в лифт.
— Опомнился! Утро уже! — крикнула вслед ему баба Таня.
Он замялся у двери в квартиру, не зная, позвонить или открыть дверь своим ключом. Решил открыть сам, но дверь, как назло, оказалась на цепочке. Лобстер вдавил кнопку звонка. В спальне что-то сбрякало, в коридоре возник силуэт мужчины в трусах. Щелкнул выключатель. Шофер матери Андрей не сразу узнал его спросонья. Несколько секунд, щурясь, испуганно всматривался в лицо.
— А, это ты! — скинул цепочку, впустил. — Что это вдруг ни свет ни заря?
— Соскучился, — сказал Лобстер.
— Да ладно тебе врать — месяц носу не казал! — Андрей взглянул на часы и зевнул. — Сам тут разберешься. Нам с матерью вставать через два часа.
— Андрюша, кто там? — раздался из спальни испуганный голос матери.
— Спи, иду сейчас! — сердито отозвался Андрей.
— Мам, это я, — сказал Лобстер. Он разделся, поискал в обувной тумбочке тапочки, прошел на кухню. От всего пережитого за ночь разболелась голова. Лобстер полез в аптечку, нашел цитрамон. Сунул в рот сразу две таблетки, стал цедить воду из чайника.
На кухне появилась мать. Она запахнула халат на груди, крепко обняла сына, прижалась губами к его щеке.
— Олежек, наконец-то! Совесть у тебя есть?
— Нету. — Лобстер полез в холодильник.
Мать со вздохом опустилась на деревянный стул. Лобстер положил на дубовую столешницу салфетку, поставил на нее стакан с соком. Сел. Мать, подперев подбородок рукой, нежно смотрела на сына.
— Похудел. Хоть бы обедать приезжал.