Да и днем играющие с заключенными в азартные игры или попивающие пивко охранники успевали внимательно следить за происходящим. Моментально подавляли стычки и драки, которые им не нравились. Были и те, что нравились, — тогда охранники могли делать ставки на дерущихся.
Ника и Бада никто не трогал. Наверное, их особый статус не был секретом ни для охраны, ни для заключенных. Но с ними никто и не разговаривал — кроме Куаутемока и жалкого старика, раздающего еду. Порой к клетке подходил Исраэль, посматривал испытующе, но молчал.
Почему-то Нику казалось, что это скоро закончится. Особенно после того, как он увидел наказание плетьми молодого человека, пытавшегося сбежать.
Убегал он глупо — попытался выскочить из «внешней зоны», когда туда въезжал по хозяйственным нуждам грузовик. Возможно, его бы не заметили и даже бы не стали потом искать, ведь во «внешней зоне» сидела всякая мелкая шушера. Но парень, ощутив свободу, кинулся улепетывать прямо по дороге, чем привлек внимание охраны.
Его изловили, привязали к специальной раме и, собрав всех обитателей тюрьмы, прилюдно избили кнутами.
Когда беглеца снимали с рамы, он был без сознания, а сквозь жуткие раны на спине белели ребра.
Позже Куаутемок со своей обычной улыбкой сообщил Нику, что «этот придурок Освальдо помер, не выдержал наказания».
— Когда меня так били в первый год, я сам встал и пошел, — с гордостью добавил мексиканец. — И даже выпил с ублюдком Хесусом полбутылки американского виски.
Однако из увиденного Ник сделал вывод, что если и бежать, то со стопроцентным результатом. Подобной экзекуции он не вынесет.
Время тянулось медленно и скучно. Скрашивали его только разговоры с Куаутемоком, но пожилой мексиканец любил поспать, как ночью, так и во время сиесты. Правда, ночью ходить по двору не разрешалось — если только в отхожее место, оборудованное в углу и представлявшее собой зловонную яму, над которой построено было что-то вроде скамьи. Вместо туалетной бумаги приходилось использовать любые газетные клочки, обертки от сигаретных пачек и обычные листья.
— Не жили хорошо, не стоило и начинать, — ворчал Ник, возвращаясь с «оправки» и вспоминая детдомовские годы. Там была та же проблема.
Ничего, кроме захвата заложников, в голову не приходило. Но опять же — даже если захватить Исраэля, который в отсутствие Хесуса был тут главным… Кто знает, представляет ли он ценность для босса? Ну, шлепнут этого Исраэля в голову с вышки.
Прямо в центр татуировки. А их дольше мучить потом станут… И сильнее.
А Исраэль, как назло, вертелся на виду, и рукоятки пистолетов поблескивали на солнце безвкусными стразами.
Еще Ник отметил для себя, что на территорию «внешней зоны» частенько въезжали автомобили. И грузовики — как тогда, когда пытался удрать незадачливый Освальдо, и внедорожники, на которых ездила охрана. Причем неслабые такие внедорожники — не только переделанные «ниссаны» или «тойоты», но и израильские бронированные «сандкэты». Тупорылые, устойчиво сидящие на разлапистых колесах, с пулеметными установками в крышных люках. Видимо, бандитская армия затаривалась там же, где и федеральная полиция, не говоря уж об армии, в которой служил родине ушлый подполковник Магальон.
— Умрем мы здесь, — с пессимизмом произнес Бад, обгладывая початок.
— Не умрем. Вон Куатемок шестой год тут парится, и ничего.
— Он местный, — возразил Бад. — А мне здесь все чужое. Солнце, воздух, вода… жратва.
Он со злостью швырнул початок на середину двора, где к нему тут же бросились с разных сторон куры и принялись клевать уцелевшие зерна.
— В конце концов, я нормально так пожил, — продолжил он, заложив руки за голову и приваливаясь к решетке. — И, если бы не сделал глупость, жил бы так и дальше. Вот что мне мешало, скажи? Но человек — он же такая скотина, ему все мало, ему все хочется, чтобы лучше и лучше… Не хочу быть царицей, хочу быть владычицей морской, помнишь, Пушкин писал про рыбку-то? Так и я… Что, последний человек был в Синдикате? А мне ведь тридцать пять всего, выбился бы еще в руководство, куда торопиться? Нет, высунулся, называется. Хотел все сразу и много… И приятель твой Лексяра — я ведь предупреждал, не принимай предложение от Рейха, черт с ним, со «Стаксом» и с антивирусом, еще напишешь, была бы голова на плечах. И где он сейчас, хотел бы я знать? И где его умная голова?