— Ты когда-нибудь смотрел на отражения? — тихо спросил Кари. — У меня нет своего — оно находится далеко на севере, где нет даже белых медведей и айсбергов и где заканчивается мир. Вот где она — моё отражение. Она такая же, как я, и вместе с тем другая. Все отражения — это противоположности того, кто на них смотрит. Ты поднимаешь правую руку, а твоё отражение — левую. Ты не замечал?
Жрец молча смотрел на него пустыми глазами, словно потерял способность чувствовать.
— Зачем ты это сделал? — спросил его Скапти. Видар по-прежнему смотрел на Кари. Потом сказал:
— Потому что колдовство — это плохо. Оно разлагает душу. Потому что Вулфгар привёл тебя в свой дом, а я знал, что ты опасен. Я сам верил тому, что говорил про тебя. Придёт день, и ты погубишь нас всех. Вот почему Гудрун оставила тебя здесь.
Кари молчал. Джесса видела, как ему больно. Слова Видара повисли в воздухе, как холодная мгла; в зале воцарилась напряжённая тишина.
Внезапно Джесса заговорила:
— Ты сделал это ради собственной выгоды, Видар. Только ради неё, и больше ничего.
Кари бросил на неё благодарный взгляд. Напряжение спало. Люди зашевелились, послышались одобрительные возгласы.
— Хорошо сказано, — пробормотал Скапти. Словно в ответ на его слова один из воронов каркнул, и Кари посмотрел вверх.
— — Вулфгар, нам ещё придётся встретиться с Гудрун. Сюда идёт её зверь. Освободите зал, быстрее. Уведите людей. Это моя битва.
Морщась от боли, Вулфгар сел в своё кресло и сказал:
— Вы слышали, что он сказал. Уходите отсюда, все.
— Я не уйду, — твёрдо сказала Джесса. Она подошла к Вулфгару и прикоснулась губами к его лбу.
— За что это? — спросил он, улыбаясь.
— За то, что вы живы!
Он пожал плечами:
— У меня была трудная жизнь, потому я и выжил. К тому же у меня есть Скапти — он и мёртвого поднимет.
Скальд скрестил на груди худые руки:
— Я тоже остаюсь. Если мне предстоит сложить песню об этой твари, мне нужно её увидеть.
— Раньше ты что-то не стремился её увидеть, — проворчал Брокл.
Хакон смотрел, как из зала выходят последние люди. Сначала он хотел уйти вместе со всеми, но потом вспомнил, что теперь он свободный человек — во всяком случае, сейчас. Скули давно укатил домой. Хакон всё решал сам. Хоть ему и страшно, он не уйдёт.
— Пусть Видар тоже остаётся, — сказал Вулфгар. — Надо же ему узнать, что такое настоящее колдовство.
К этому времени зал был уже пуст и тёмен.
— Если у меня ничего не получится, — сказал Кари, внезапно повернувшись к Вулфгару, — бегите отсюда и немедленно прикажите поджечь дом, пусть он сгорит вместе с тварью. Мечи против неё бессильны, Вулфгар. Обещайте мне, что выполните мою просьбу.
— Ничего не могу обещать, — беспечно сказал Вулфгар.
Кари печально покачал головой:
— Вы упрямый человек. — Потом повернулся к Броклу. — Иди, открой дверь.
— Что?
— Открой дверь. Настежь. И спрячься за ней.
Великан уставился на него сверху вниз, его лицо выражало страх и тревогу.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, маленький повелитель.
— Надеюсь, — ответил Кари.
— Тварь может тебя убить.
Кари покачал головой:
— Неужели ты до сих пор не понял, почему она прислала её сюда, Брокл? Не она должна убивать. Её должны убить.
Некоторое время Брокл молча смотрел на Кари. Потом вложил меч в ножны и пошёл открывать дверь. Его сапоги гулко застучали по каменным плитам зала. Брокл с грохотом отодвинул массивный засов на двери; этот звук эхом отозвался под сводами зала.
Потом медленно распахнул тяжёлую дверь.
Ночь была чёрной. Ярко сверкали звёзды.
В воздухе кружился снег, с лёгким шорохом опускаясь на землю.
Глава двадцать восьмая
От тени к тени льнёт идущий под сенью ночи…
Она быстро шла через болото. Водяные брызги летели ей в лицо, облепленное скользкими зелёными водорослями; растопыренные когти были испачканы грязью.
Снег, словно белая пелена, показывал и снова прятал таинственные тропинки, позволял на мгновение увидеть звёзды, и воду, и скопление тёмных строений на фоне сумрачного неба.
Впереди, в долине, стоял дом ярла, залитый красным светом. Сквозь его широко открытую дверь проникал яркий луч света, разрезая ночную тьму; дом был похож на большого свернувшегося дракона, который ненадолго притушил своё пламя, чтобы поспать.
Порождение рун быстрым шагом двинулось сквозь плавающую над болотом холодную дымку, которая, словно призрак, колыхалась и меняла очертания, изо рта твари вылетал пар. Снег залепил её острую морду.
Пройдя болото, она ступила на твёрдую почву. Голод, прежде огромный, теперь стал невыносим. Голод превратился в пустой мир, окружающий её, в огромное и безмолвное морозное небо. Голод звучал в ушах её голосом, отдавался в желудке, в помутнённом сознании.