— Очень хорошо, — ответила Джесса, усаживаясь. — А где хозяин?
Скальд усмехнулся и сел рядом с ней:
— Где-то там, разговаривает. Сейчас придёт.
— Надеюсь. Очень есть хочется.
И тут Джесса ясно вспомнила свой сон, лужицу, белую фигуру, которую ей пытался показать Кари, и голод. Голод она помнила сильнее всего. Но сейчас ей было не до этого, и Джесса решила обдумать всё попозже.
Задумчиво опершись на руку, она смотрела на гостей, которые разговаривали, спорили, отрезали себе куски мяса, смеялись. Руки, лица. Слова. Три жарко пылающих очага источали тепло; дым поднимался к потолку и висел там, скапливаясь возле отдушин и круглого окна. Под крышей громко хлопали крыльями голуби. На стенах висели тяжёлые гобелены, и Джесса вспомнила, как они горели в волшебном огне Гудрун в ту ночь, когда колдунья исчезла. В центре зала стояла огромная колонна с вырезанными на ней древними знаками, означавшими власть и удачу. Гудрун приказала вырезать на колонне свой знак — белую змею; сейчас от неё остались едва различимые следы, скрытые под новыми рунами, вырезанными по приказу Вулфгара его жрецами и шаманами.
Джесса увидела, что Вулфгар направляется к ним, но тут его остановил Видар, заведя с ним какой-то разговор.
— Не понимаю, это что, так срочно? — проворчал Скапти.
— Он тебе не нравится, да?
— Кто? Вулфгар?
Джесса улыбнулась:
— Ты сам понимаешь, о ком я говорю, умник. Видар.
Скапти провёл рукой по краю своего кубка.
— А ты всё так же остра на язык, Джесса.
Вспомнив о хозяине харчевни, Джесса нахмурилась, но тут к ним подошёл Вулфгар:
— Прости, Джесса.
Он махнул рукой слугам, и на столах начали появляться огромные блюда с едой. Всё было очень вкусно, и Джесса принялась с аппетитом есть. Тем временем Вулфгар рассказывал ей, что начал поиски грабителя из харчевни.
— Я повыгоняю всех разбойников, как только до них доберусь.
— Вот именно, сначала доберись, — пробормотал Скапти.
— И доберусь. — Вулфгар оглядел зал. — Всё начало меняться, Джесса, и мне ещё очень много нужно сделать. Гудрун чуть не погубила нас; мы заразились колдовством, злыми чарами. Вспомни, люди боялись говорить открыто. Злым чарам не нужно оружие, не нужно всаживать нож под рёбра; они подавляют в людях мужество, лишают их воли, превращают в пугливые тени, шмыгающие по углам. Мы покончили со всем этим.
Джесса молча кивнула, думая о Кари. Он ведь тоже занимался колдовством и помог Вулфгару вернуть его земли. Неужели ярл об этом забыл? И не потому ли Кари предпочёл жить в уединении?
Видар внимательно наблюдал за ней, прислушиваясь к их разговору; ей это очень не понравилось. Видар поддакнул:
— Вулфгар прав. Мы прекрасно обойдёмся и без колдовства.
Джесса не выдержала:
— А как же Кари?
Видар пожал плечами. Вулфгар смутился:
— Кари — это, конечно, другое дело.
— К тому же он далеко, — добавил жрец.
«И тебе ужасно хочется, чтобы он был как можно дальше», — подумала Джесса, видя, как Видар что-то тихо сказал на ухо Вулфгару, в то же время следя за гостями в зале.
— Ну что, — шепнул ей Скапти, — я вижу, он тебе тоже не нравится.
Джесса отстранилась:
— Не говори чепуху.
— Это не чепуха, Джесса.
— Это его ты имел в виду, когда говорил об осах?
Скапти едва заметно кивнул.
Когда разговор зашёл о Гудрун, все притихли.
— С тех пор как она исчезла, о ней больше не было слышно, — сказал Вулфгар. — Похоже, она скрылась за границей света.
— Неужели нам так повезло? — заметил Скапти.
— А что Белый народ?
— О нём тоже ничего не известно. Только на прошлой неделе к нам приезжал один человек из Тикка-вуда — это в стране вечных льдов. Он говорит, что в горах видели какое-то странное облако, искрящееся и переливающееся разными цветами и меняющее форму, словно внутри его кто-то находится. Местная колдунья говорит, что это Белый народ насылает на нас колдовство. Этого народа никто не видел — да и не увидит.
— Значит, ты думаешь, что они… что она… хочет нам отомстить? — сказала Джесса.
— Иногда я так думаю, — сказал Вулфгар, отпив из чаши. — Иногда.
Видар сказал:
— Говорят, она была очень красива?
Джесса удивлённо посмотрела на него:
— А вы её никогда не видели? Да, она была красива и очень жестока.
— Ледяная свеча, — сказал Скапти, беря в руки кантеле. Под его рукой тихо запели струны. — Женщина с ледяным сердцем. Вот какой она была, эта Гудрун.
В зале стало тихо, когда все увидели, что Скапти встал.
Скальд пел, и Джесса чувствовала, как песня согревает её, словно хорошее вино. В ней говорилось о Вулфгаре, его подвигах и мудром правлении. Слова сплетались между собой, музыка звучала в сложном ритме, наполняя собой притихший зал; а когда затихли последние звуки песни, после минутной паузы зал взорвался одобрительными криками, словно певец и его музыка только сейчас добрались до глубины сердец слушателей.