Так, беседуя на окололитературные и прочие темы, Ахмеров и Булгаков закончили не спеша обед, выпили, поданного официантом чаю, покурили сигареты, любезно предложенные Фаридом Алимжановичем, и настало время расчета. Булгаков долго не соглашался с тем, что за все будет платить Ахмеров. Он все порывался достать деньги из конверта. Фарид Алимжанович категорически запретил это делать, сославшись на то, что деньги, которые он израсходует – это учтенные как представительские расходы. Возмущенный Булгаков с трудом согласился не платить, но взял с Ахмерова обещание, что в следующий раз платить будет Михаил Афанасиевич. На том и порешили. Сам метрдотель принес счет на 137 рублей 70 копеек. Ахмеров уплатил 150 рублей и попросил о сдаче не беспокоиться. Кроме того, Фарид Алимжанович рассказал метру, что у него есть хобби, он собирает образцы приборов тех классных ресторанов, где он бывал впервые. Поэтому он просит метра выяснить, сможет ли ресторан продать ему суповую ложку, такую, какой он ел прекрасный борщ, на память о ресторане и встрече с Булгаковым. Метрдотель, ни сколько не удивившись, удалился на несколько минут и принес аккуратный сверток, в котором была завернута не только ложка и счет на 9 рублей 70 копеек. Положив сверток на стол перед Ахмеровым, он сказал, что в счете цена посеребренной ложки, а вилка и чайная ложка – за счет заведения. Ахмеров вручил метрдотелю свой, личный червонец и положил приборы и счет в свою сумку.
В гардеробе Булгаков отверг предложение Ахмерова, дать на чай мелочь, и сам протянул какие-то копейки гардеробщику и тепло распрощался с ним. То же самое произошло и со швейцаром. Булгаков собирался пешком идти домой. Ахмеров, показав на «эмку» стоящую у входа, специально выделенную Берией для такого случая, предложил подвезти. Булгаков с благодарностью принял предложение. По пути, еще раз проговорили, что Булгаков собирается сразу после Первомая ехать с Еленой Сергеевной в Ташкент и ждет машину, которую Ахмеров пришлет за ним.
Виктор Александрович Шафоростов, которого Виктором Александровичем, практически, ни кто не называл, кроме участкового, приходившего раза два, по поводу пьянок гражданина Шафоростова, сидел на скамейке и мысли медленно шевелились в его, заполненной пьяными парами голове. Он рассуждал, что если все предыдущее, кроме ночной пьянки, то есть, после ночной пьянки, ему привиделось – то вот он, червонец все еще в руках. А если, не привиделось, то, что ему делать? Громкий голос его высокоблагородия, товарища подполковника, все еще звучал в его голове. Но постепенно прохладный, или даже холодный, по раннему утреннему времени ветерок, привел в относительный порядок самочувствие бедного «алкаша» (впрочем – еще не совсем спившегося). «Кончай бухать!» - стучало колоколом громкого боя в ушах напутствие этого странного незнакомца, встреченного Шафоростовом в это несчастное утро. А может быть и не несчастного. «Червонец-то, вот он в руке». Бухать – в кругу Виктора Александровича не говорили, но по тону говорившего, его грозному обращению к пьяному, Шафоростов понял, что строгость касалась пьянки. «Теперь я буду следить за тобой». Витя, как его называли друзья, на всякий случай оглянулся кругом. Нет – строгого дядьки в пределах видимости не было. А, в прочем, чем черт не шутит, может и следит откуда-нибудь. Шафоростов медленно поднялся со скамейки и пошел в раздумье, даже не различая, что по привычке шел в сторону дома. Коренной москвич – Витька Шафоростов, просто Витька, как звала его между собой жена, шел и недоумевал, какой дьявол занес его из родного Замоскворечья в центр города, да еще ночью. И как он не попался родной милиции в пьяном виде, ведь она родная «меня бережет», или стережет. Это как попадешься. Так раздумывая о жизни своей, и как он до этого докатился, он медленно, но верно шел в сторону моста через Москву реку. Все-таки, стараясь не попасться на глаза милиционерам. Конечно, можно было воспользоваться советом строгого дядьки и похмелиться с червонца, а потом и с шиком доехать до своей Малой Калужской на извозчике. Но где в центре столицы найти пивную, чтобы не слишком дорого и где потом искать лихача. А как ехать на трамвае к себе он не мог сообразить. Да и дорого на лихаче. А денег и так дома давно нет. Долго ли коротко ли, наконец дошел до дома в районе старой Калужской заставы. Это были дома построенные «Обществом братьев Бромлей» для своих рабочих, чуть ли не во время основания завода, рядом с предприятием, ставшим потом «Красным пролетарием». За время «путешествия» хмель из него, практически выветрился, и, придя в свою квартиру, он уже не хотел пива, а хотел капустного рассолу и поесть. Жене, встретившей его на пороге он молча отдал червонец и направился к бочке с квашеной капустой. Деревянный черпак плавал в рассоле. Набрав полный черпак живительной влаги, Виктор Александрович с огромным удовольствием влил ее в себя. Постоял, подумал, не принять ли еще, но решил, что пока надо поесть, а там будет видно. Жена, без слов понявшая, что сейчас важно её Витеньке, спешила налить ему полную чашку щей. На простенькой, уже не новой клеенке, покрывавшей стол, стояла солонка и краюха хлеба. Рядом лежал простой кухонный нож с деревянной ручкой. Витенька сел на табурет, нарезал крупными кусками хлеб, взял кусок, круто посолил его и приступил к трапезе. Спросил, между делом, почему не ест жена и получил ответ, что завтракать она уже завтракала, а обедать еще не хочется. Вот придет сынок , Сашенька из школы, вместе и покушают.