- Так точно, товарищ Сталин, - вспомнив своё фейерверкерское прошлое, вовремя произнёс Лев Захарович. – Разрешите, я продолжу. Хотелось бы использовать бывшие в употреблении автомобильные шины, скопившиеся в Узбекистане в виде гор мусора. Они плохо и дорого утилизируются и перерабатываются, поэтому их складывают где попало. Я посмотрел сам и переговорил с местными товарищами – при наших нагрузках и скоростях движения, многие из этих шин у нас сошли бы за новые.
- А откуда у них столько шин?
- При трёх миллионах автомобилей в стране, а шины изнашиваются каждый километр пробега, ясно, что у них должно было накопиться сотни тысяч штук шинного утиля, если не миллионы. Даже если использовать 10% от наличия, это огромная экономия. А если использовать шины для различных телег и тележек, применяемых в народном хозяйстве и в армии, то можно использовать почти все. Учитывая, что колёса полевой и противотанковой артиллерии мы заливаем пористой резиной, нет разницы – дырявая шина или нет.
Теперь о высшем командном составе РККА, вернее, о бывшем командном составе, который мы направляем на обучение в Узбекистан. Я посетил учебный центр рядом с Ташкентом. Расположились люди хорошо. Почти все поправили здоровье. С удовольствием занимаются тактической подготовкой на свежем воздухе. Изучают боевые действия вермахта и их союзников. Рвутся в бой, многие из них уже сейчас готовы принять под своё руководство любое подразделение от роты и выше и передавать, то чему научились за эти две недели.
- Рано, они, конечно, профессионалы, но рано. Пусть ещё поучатся сами.
- Пусть поучатся.
- Товарищ Мехлис, вы за собой никаких особых изменений не почувствовали? Ничего не беспокоит?
- Нет, товарищ Сталин. А в чём дело?
- Вы стали каким-то мягким, что ли. Менее фанатичным, как мне кажется.
- Я надеюсь, что я стал более прагматичным, товарищ Сталин. И если раньше я считал, что некоторые особенности поведения или суждения товарищей нетерпимы в нашей борьбе, то теперь я иногда думаю, что прав товарищ Мао Цзедун: без разницы какого цвета кошка, лишь бы она мышей ловила. А делу построения коммунизма я так же фанатично предан.
- Хорошо, товарищ Мехлис. Вы подготовили замечательный доклад о своей поездке в Узбекистан. Как вы смотрите, если политбюро попросит вас лично контролировать взаимоотношения с Узбекистаном в плане того, что вы сейчас изложили? Вы справитесь?
- Сейчас, после лечения, справлюсь. Ещё, я думаю, надо бы кое-кого отправить на лечение в Ташкент, из ответственных товарищей.
- Хорошо. Я и сам думаю, не съездить ли мне в гости к товарищу Каримову, заодно и подлечиться. Пока война не началась.
Глава 14. Дела, дела…
«Наконец-то, удалось вырваться на завод «Красный пролетарий», - думал Фарид Алимжанович сидя на мягком диване заднего сидения «Эмки», которая, не сильно спеша, ехала по улицам полуденной Москвы. Владимир Иванович, который, чуть не ночевал на «свечном заводе», как Сталин назвал лаборатории института, уже устал приглашать своего друга и начальника, посмотреть, как идут дела. Но загрузка в НТИПР, ввод в коллектив Михаила Михайловича Громова, постановка задач другим сотрудникам института и проверка выполняемых работ, не давали времени для поездки. Тогда Владимир Иванович пребёг к не убиенному аргументу:
- Вот уеду на днях в Америку, кто будет руководить делами здесь, да и на второй территории?
И действительно, оформление загранкомандировки успешно заканчивалось. Товарищ Зубков, вернувшийся из Ташкента полный планов и проектов, обивал пороги инстанций, согласуя организационные, технические, административные и прочие вопросы возникающие по ходу осуществления строительства газопровода «Бухара-Урал-39».
Так по старой памяти путешественников во времени решили назвать это грандиозное сооружение, только в конце добавили год начала строительства. Наркомат финансов выделил соответствующие лимиты. Наркомат иностранных дел начал движения по размещению золотого залога на кредит в швейцарском банке. Скоро все эти движения синхронно должны привести к отъезду делегации, в которую включён и товарищ Набережных Виталий Иванович. Под этим псевдонимом, по просьбе Левицкого, его внесли в список и на это имя ему оформляли документы. Свою просьбу он обосновал тем, что имя фамилию своего начальника по крайней конторе в которой он работал до переноса, он не забудет, и будет откликаться на него с удовольствием.