И когда Ситт Зубейда услышала от халифа эти слова, она пожелала ему блага и поблагодарила его за соболезнование, но такие речи удивили ее, и она молвила: «О повелитель правоверных, ты сбил меня такими словами с толку. Аллах великий да продлит твою жизнь, повелитель правоверных! Ты говоришь про мою служанку: «Помилуй ее Аллах», словно она умерла и ты скорбишь из-за моей печали по ней. А ведь я горюю по Абу-ль-Хасану, так как ты его очень любил и это ты познакомил меня с ним. А он, бедный, помилуй его Аллах великий, был хороший, веселый человек и забавник, и мы много часов развлекались и смеялись с ним, и его шутки веселили нам сердце. Я опасалась за твое величество и ожидала, пока главный евнух Масрур придет ко мне, чтобы его спросить о тебе. Я хорошо знала, как ты любишь Абу-ль-Хасана, и я говорила себе: «Наверное, повелитель правоверных сидит и печалится о нем». Да будет твоя жизнь вечной, о повелитель правоверных! Это ведь не служанка моя умерла! Возможно, твое величество ошибается, так как ты говоришь, что умерла моя невольница, а в действительности дело обстоит не так и, напротив, умер Абу-ль-Хасан». И когда повелитель правоверных услыхал слова Ситт Зубейды, он, хоть и был огорчен, так расхохотался, что упал на спину. «О повелитель правоверных, — сказала Ситт Зубейда, — ты, значит, пришел, чтобы надо мной посмеяться? Ведь, клянусь Аллахом великим, умер-то на самом деле Абу-ль-Хасан». — «Говорит пословица: «Ум у женщин невелик», и поистине, в этом нет сомнения! — воскликнул халиф. — Что ты скажешь, о Джафар? Разве не видел ты своими глазами, что Абу-ль-Хасан пришел ко мне, плача и хлопая себя по щекам, в самом горестном состоянии, и когда мы его спросили о причине, он сказал: «Моя жена Наджмат ас-Субх умерла». — «Да», — ответил Джафар, и халиф продолжал: «Ты не права, Ситт Зубейда, это твоя служанка умерла, а не Абу-ль-Хасан. Он сейчас ко мне приходил, и я дал ему две тысячи динаров и отрез шелка, чтобы завернуть в него покойницу. Тебе следует плакать по твоей невольнице, которая умерла, так как ты ее очень любила, и, во-вторых, клянусь великим Аллахом, ты имеешь право плакать о ней, так как воспитывала ее, словно родную дочь. Что же касается Абу-ль-Хасана, то не плачь о нем, ибо он здоров и благополучен». — «О повелитель правоверных, — молвила Ситт Зубейда, ты, видно, продолжаешь надо мной шутить. Ведь ты имеешь верные сведения, что я, клянусь великим Аллахом, оплакиваю Абу-ль-Хасана, и я тоже хорошо знаю, что ты огорчен и только хочешь себя утешить подобными речами. И мы заслуживаем утешения, а Абу-ль-Хасан заслуживает, чтобы мы о нем плакали, ибо он нас развлекал и веселил наше сердце и его присутствие было нам приятно». — «О Ситт Зубейда, — сказал халиф, — клянусь твоей жизнью — а ты знаешь, как твоя жизнь мне дорога, — это не Абу-ль-Хасан умер. Я не шучу с тобой и говорю тебе правду: это твоя невольница Наджмат ас-Субх умерла».
И Ситт Зубейда обиделась на халифа и на его слова и молвила: «Клянусь великим Аллахом, о повелитель правоверных, что умерла не моя невольница Наджмат ас-Субх. Если бы ты немного задержался и не пришел ко мне, я бы сама послала к тебе кого-нибудь от себя, чтобы утешить тебя после смерти Абу-ль-Хасана. Я знаю, ты его очень любил, и я также. Это он умер, а моя служанка не умерла, и это подтверждается тем, что Наджмат ас-Субх, моя невольница, сейчас была у меня. Она пришла печальная, грустная, плача и хлопая себя по щекам, так что мы с невольницами даже заплакали из-за нее, видя ее горе. И волосы у нее были распущены, падали на плечи, и она была одета в одежды скорби из-за смерти ее мужа Абу-ль-Хасана. Я посочувствовала ей и дала кошель с тысячей динаров — в утешение и на торжественные похороны Абу-ль-Хасана и его погребение. Вот и все невольницы подтвердят мои слова, так как они все присутствовали, и моя печаль, которую ты заметил, — из-за смерти Абу-ль-Хасана». И халиф обиделся на слова Ситт Зубейды и сказал ей: «Ситт Зубейда, ты ни разу в жизни так не упрямилась и не обвиняла меня во лжи, кроме сегодняшнего дня. В самом деле: я тебе говорю, что Абу-ль-Хасан сейчас от меня ушел, и везирь Абу Джафар присутствовал при этом, а ты мне говоришь: «Это Абу-ль-Хасан умер!» — «Пусть не думает твое величество, что я удовлетворюсь такими словами и поверю, что моя служанка Наджмат ас-Субх умерла! — воскликнула Зубейда. — Наоборот, клянусь Аллахом, высоким и великим, что Абу-ль-Хасан умер! Сохрани Аллах мою невольницу! Почему ты хочешь ее уморить насильно?» И гнев халифа на Ситт Зубейду от таких слов усилился, и он тотчас же кликнул евнуха Масрура и сказал ему: «Сходи поскорей во дворец Абу-ль-Хасана и принеси сведения, кто из них умер — Абу-ль-Хасан или Наджмат ас-Субх, его жена. Правда, я наверное знаю, что умерла невольница, но пусть Ситт Зубейда посмотрит, и удовлетворится, и бросит упрямиться, ибо я в жизни не видывал такого упрямства». — «А я наверное знаю, что это Абу-ль-Хасан умер», — возразила Ситт Зубейда, и халиф вскричал: «Если твои слова окажутся правдой, я дам тебе все, что ты потребуешь, пусть это даже будет полцарства! Бьюсь с тобой об заклад, что Абу-ль-Хасан здоров и благополучен и что умерла твоя невольница Наджмат ас-Субх». — «И я тоже бьюсь об заклад на все, что имею, что моя служанка Наджмат ас-Субх здорова и благополучна и что это Абу-ль-Хасан умер!» — воскликнула Ситт Зубейда, и халиф молвил: «Давай спорить: если мои слова правильны и Абу-ль-Хасан здоров, а твоя невольница умерла, то я возьму у тебя твой большой дворец, а если окажется, что твои слова правильны и умер Абу-ль-Хасан, а невольница здорова и благополучна, то я подарю тебе дворец в саду Бустан аль-Хульд!..»