Поджала губы от боли в запястьях, но вырваться попытки не предприняла.
– Ты и сейчас, после всего, смеешь смотреть мне в глаза! – прошипел злобно.
– А чего мне бояться? Или может у меня есть, что терять? – нагло бросила ему в лицо. А халиф усмехнулся.
– Что ж, начнём тебя воспитывать, – резко перевернул меня на живот, задрал платье до самого пояса. Я крепко зажмурилась от стыда. На мне нет белья…
– Пусть Аллах даст мне сил не убить тебя, – снова прошипел он, и я вскрикнула от обжигающей боли. Вторым ремнём он порол меня по заднице, как непослушную тёлку. Удары сыпались быстро и метко, а я, закусив нижнюю губу до крови, лишь тихо стонала от боли.
Попыталась освободить руки, но он хорошо затянул и застегнул ремень. Я увиливала от него задом, пытаясь избежать ударов, но получалось, откровенно говоря, плохо.
– Аллах, дай мне сил! – рычал он, продолжая пороть меня, а я тихо, почти беззвучно заплакала. Было больно. Казалось, с меня снимают кожу. Сдирают её заживо.
Асад меня не щадил. Не знаю, было ли ему приятно наказывать меня, но я, и правда, уже жалела, что пошла на проклятый праздник. Лучше бы я отсиделась в своей комнате.
Разумеется я не говорила этого вслух. Лишь кусала губы и щеки изнутри, силясь не закричать. Он не услышит моих воплей. Пусть лучше в его голове звучат голоса гостей, которые посчитали меня красивой.
Экзекуция закончилась резко, как и началась. Я лежала вся избитая, чувствуя, как горит в тех местах, где он прошёлся ремнём. Резко развернул меня на спину, а я застонала, не выдержав.
– Ну что? Ты всё ещё будешь бунтовать?
– Буду! – выкрикнула ему в лицо, приподнявшись. Но он толкнул меня обратно на постель и выкинул ремень, которым истязал мои ягодицы. Потянул меня за лодыжки к себе, и, устроившись между моих ног, резко и быстро вошёл в меня. Я была сухой, поэтому застонала от боли. Он тоже зашипел. Трахать сухую дырку мало удовольствия.
Но Асад разобрался и с этим. Плюнув себе на пальцы, увлажнил свой член и снова толкнулся во внутрь.
– Ненавижу тебя! – закричала я, срываясь на слёзы, а он толкнулся ещё сильнее, наказывая меня за непокорность. – Можешь меня убить или запытать! Я всё равно не покорюсь тебе!
– Покоришься. Ты мне покоришься, – пообещал он, часто и глубоко дыша, и навалился на меня всем телом.
Его большой и толстый член растягивал меня до невозможности сильно. Толкался больно и с хлюпающими звуками, отчего я чувствовала себя униженной ещё сильнее, чем во время порки.
– Ненавижу… Ненавижу тебя, – всхлипывала я, пока он насиловал и упивался своей властью над моим несчастным телом.
– Полюбишь, Аня. Полюбишь, – он со стоном навалился на меня сильнее, вошёл так глубоко, что меня пронзило болью. И кончил в меня, с шумным выдохом мне в лицо. – Ты будешь умолять меня о любви. Вот увидишь.
– Ни за что!
– Твоё упрямство играет против тебя, – Асад освободил меня, расстегнув ремень, в плену которого находились мои руки.
Он встал с меня, поправил свою одежду.
– А теперь переоденься. Немедленно.
ГЛАВА 50
Переодеться всё же пришлось. Но я достигла желаемого, он приревновал. Разумеется, избиение ремнём в мои планы не входило, но меня не удивило аж ни разу. Зная жёсткий характер халифа Асада, это я ещё легко отделалась. Теперь ужасно горела задница и вряд ли я смогу на неё сесть.
Он ждал, пока я переоденусь, а затем поймал моё лицо за подбородок.
– У тебя есть выбор. Ты можешь выйти к гостям и гулять на празднике, как моя вторая жена. А можешь дуться и сидеть здесь, как невольница. Меня устраивают оба варианта.
– Я предпочитаю выйти на праздник, – заявила ему нагло, а Асад криво усмехнулся.
– Не могу запретить. Только не забывай больше, кому принадлежишь. С женской половины дворца не выходи. Не хочу, чтобы на тебя смотрели мужчины.
– Они уже и так меня видели, – продолжила нарываться я, а Асад покачал головой, мол, не надо.
– Ты уже знаешь, что я могу быть жестоким. Зачем провоцируешь?
– Я лишь отстаиваю свои права.
– У тебя нет прав подо мной, Аня. Только обязанности.
– Я человек. У меня не может не быть прав! – резко ответила ему, а халиф издевательски усмехнулся.
– Ты можешь верить во что угодно, моя маленькая невольница. Мечтать я тебе не запрещаю.
– Ты тиран, – вскинула голову я. Захотелось плакать, но я не предоставлю ему такую радость.