— Можете не объяснять, — ответила я. — Через пару часов после того, как стреляли в Дрездена, кто-то начал отлавливать по городу более слабых чародеев. Гарри бы такого никогда не потерпел. А значит, кто бы ни был ответственен за эти исчезновения, он запросто может стоять и за покушением.
— Превосходно, — одобрительно кивнула Гард. — Мы действительно не специализируемся на розыске людей. — Она бросила на меня быстрый взгляд. — А вот вы этим занимаетесь.
— Только не для Марконе, — оскалилась я.
Мы подошли к выходу из здания, и мисс Гард задумчиво на меня посмотрела.
— Вот вам маленький совет: если надумаете воспользоваться помощью по официальным каналам, будьте осторожны. Мы не единственные, с кем местные власти идут на компромисс.
— Да, — сказала я. — Механизм мне известен.
Гард нахмурилась, глядя на меня, и кивнула, как мне показалось, с уважением:
— Конечно. Примите мои извинения.
Теперь уже я уставилась на нее, пытаясь понять, что происходит. В ее словах, в том, как она держалась, не было и намека на иронию. Блин-тарарам. Не привыкла я иметь дело с не-марсианами.
— Вам не за что извиняться, — проговорила я, чуть поколебавшись. — Сегодня ночью я не слишком хорошо спала.
Мгновение она пристально изучала меня взглядом.
— То, что я в вас вижу, что это — дерзость или отчаяние? Не могу понять. Я бы спросила, но почти уверена, что вы и сами не знаете ответа.
— Простите?
Гард кивнула:
— Именно так. — Она вздохнула. — Мне очень жаль. Я о Дрездене. Он был отважным мужчиной.
Внезапно меня охватил гнев из-за того, что она говорила о Гарри в прошедшем времени. Не то чтобы я сама об этом не думала — но ведь вслух я этого не произносила.
— Тело не нашли, — ответила я, и мои слова прозвучали, надеюсь, достаточно резко. — Не спешите сбрасывать его со счетов.
Валькирия ослепительно улыбнулась.
— Удачной охоты, — пожелала она и покинула нас.
Я повернулась к Уиллу:
— Займемся вашей рукой.
— С ней порядок, — сказал Уилл.
— Не разыгрывайте передо мной крутого парня, — бросила я. — Давайте я посмотрю.
Уилл вздохнул и отвел левую руку от раны. На рукаве рубашки, там, где вошел нож, остался разрез. Слишком высоко, чтобы можно было закатать рукав, поэтому я еще чуть-чуть его надорвала и обследовала рану.
Она не кровоточила. На месте прокола осталась только припухшая лиловая линия. Даже без запекшейся корки. Пусть шрам и был чертовски уродлив, но сама рана попросту… исцелилась.
Я негромко присвистнула:
— Как?
— Мы экспериментировали, — спокойно ответил Уилл. — На самом деле затянуть рану — это примерно то же, что перекинуться обратно в человеческий облик. Рука у меня до сих пор чертовски болит, но кровотечение я остановить могу — наверное. Если оно не слишком сильное. До каких пределов это действует, мы точно не знаем. И все равно остаются паршивые шрамы. — В желудке у него заурчало. — И на исцеление надо откуда-то брать энергию. Я умираю от голода.
— Ловко!
— Согласен. — И мы, шагая бок о бок, направились к машине. — Что будем делать дальше?
— Обедать, — заявила я. — А потом вступим в контакт с нехорошими парнями.
Он нахмурился:
— А их это, ну, типа… типа, не насторожит, что мы на них вышли?
— Нет, — сказала я. — Они сами захотят со мной встретиться.
— Почему?
— Потому что, — я подмигнула Уиллу, — я намерена продать им кое-какой новый талант.
Мы вернулись ко мне.
Спускать собак на владельца электронного адреса особого смысла не имело. Он оказался бы анонимным, а учитывая, что именно у меня имелось в качестве серьезного доказательства, — даже если б мне удалось привлечь к себе хоть чье-нибудь внимание, к тому времени как дело пройдет по официальным каналам, преодолеет канцелярскую волокиту и заставит пошевелиться какого-нибудь судью, электронный адрес безнадежно устареет, а все, кто с этим связан, будут уже давно покойниками.
Я могла бы получить какую-то помощь от друга в Бюро, только вот после нападения Красной Коллегии на их штаб-квартиру там все стояли на ушах, разыскивая ответственных за это «террористов». Которые тоже уже давно покойники. Дрезден об этом позаботился.
Теленовости сплошь были про взрыв и нападение, а все, кому не лень, разглагольствовали на тему, чьих рук это дело, и наперебой выдвигали собственные социальные и политические программы.