— Ты что несешь? Витенька? Витя?!
Витя стал приходить в себя. Не так уж сильно я его избил, как вы могли подумать.
Короче, Ксения сосредоточилась на муже, а я тихонько свалил. Нахер этот заводик, который я по-прежнему отказываюсь рекламировать. И Ксению с Витей нахер. И вообще всю Пермь. На юга поеду. Лучше уж курортные романы крутить, чем по таким блуднякам лазить. Вот уж где сладость так сладость, не то что здесь.
Попался!
Раннее утро. Пасмурная весна. Город труб и огней. Люди разбегаются по делам. Людям нужны деньги, еда, погашенные кредиты и путевки к морю. Я стою на балконе девятого этажа. Курю. Лениво стряхиваю пепел в бутылку из-под шампанского. Рядом стоит Марина. Она кутается в теплый халат и выглядит бледно. Такие утренние стояния после восхитительной пьянки я называю длинно: выйти на балкон, поплевать на рабочий класс. В общем-то к рабочему классу у меня нет претензий. Он более-менее одинаков во всех уголках планеты. Скорее я не согласен с жизненной стратегией именно российских работяг. Ну зачем, скажите на милость, всю жизнь честно впахивать, если пенсия все равно лишит тебя человеческого достоинства?
Докурив, я достал из кармана пакет ганджубаса. Вырвал из пачки фольгу. Прикрепил ее к горлышку маленькой «Бонаквы». Вытащил из халата английскую булавку. Сделал в фольге четыре дырочки. Прикурил вторую сигарету. Прожег круглое отверстие в нижней части бутылки. Насыпал траву. Прижался губами. Поджег. Едкий ароматный дым хлынул в легкие. Я сдержал кашель и протянул бульбулятор Марине. Девушка замотала головой и сухо обронила: «Не буду». Я знал, что она в депрессии, потому что приболела и уже две недели не веселилась как следует. Пришлось вступить в диалог.
— Мара, не начинай. Тебе надо расслабиться. Последнее время ты сама не своя.
Марина вскинула руки и завела роскошные волосы назад. Я люблю этот жест. Как будто пантера потягивается в джунглях Амазонии.
— Нам надо поговорить.
Ее тон подразумевал абсолютную серьезность. Мне это сразу не понравилось. Нельзя быть серьезным, когда куришь ганджубас.
— О чем ты хочешь поговорить?
— О нас. Пойдем в комнату.
Я вздохнул и ушел с балкона вслед за Мариной. В комнате она легла на кровать. Я лег рядом. Нарушать тишину не входило в мои планы. Если Марина хочет поговорить — пусть говорит. Помогать ей не буду.
— Мне все надоело, Олег.
Я молчал. Не вижу смысла отвечать на реплики, в которых нет вопроса.
— Мне надоело бухать, нюхать, трахаться, путешествовать. Надоело переезжать с места на место. Надоело жить без детей и своего дома. Я хочу родить ребенка. Хочу большой коттедж и золотистого ретривера. Хочу обычных домашних хлопот. Хочу варить борщ и ждать тебя с работы. Ты меня понимаешь, Олег?
Я закурил. Пустил в потолок три колечка. Закинул ногу на ногу.
— Понимаю. Ты ведь знаешь, где находится дверь?
— О чем ты?
— О том, что ты рвешься к мещанскому счастью, а для меня это ад. Если ты действительно всего этого хочешь — уходи.
— Куда, Олег? Я пять лет езжу за тобой по всему миру. Мне тридцать пять, ты понимаешь? Я ничего не умею.
— Ну, ты достаточно красива...
— Достаточно красива, чтобы жить с кем попало, но не с тем, кого я люблю?
— Ты полюбишь. Обязательно полюбишь. Наверное, это будет какой-нибудь инженер. Или бизнесмен средней руки. Родишь ему ребенка. Тело деформируется. Вылезут растяжки. Муж начнет тебе изменять. Потом придут бессонные ночи. Зубки режутся, грязные памперсы, очередь в детсад. Зато каждый год Турция, шашлыки в сосновом лесу, предсказуемость и стабильная бедность. Дерзай. Это, видимо, то, чего ты хочешь.
— Какой же ты дурак! Я хочу всего этого с тобой!
— То есть всерьез подумываешь обречь меня на унылость? Не выйдет, Мара. До тебя со мной ездила Катя. Между нами произошел точно такой же диалог. Теперь она брюхата вторым ребенком и живет где-то под Краснодаром. Возможно, счастлива, хотя не уверен.
— И зачем ты мне это рассказываешь?
— Ну, как... Чтобы ты понимала степень моей свободы. Я не поддаюсь на уговоры, шантаж, угрозы и причитания. Я иду своим путем, и либо ты идешь со мной, либо я двигаюсь один. Никто и ничто не изменят вектор моего движения.
Марина перевернулась на бок и заглянула мне в лицо:
— Хорошо. Я уйду. Но пообещай, что будешь помогать своему ребенку.
Я приподнялся и уставился в лукавые глаза:
— Какому ребенку? Что ты несешь?
— Я беременна, Олег. От тебя. Это правда, милый. У нас будет ребенок.
— Чушь! Я на такое не поведусь. Ты же пьешь противозачаточное! «Ярину» эту или как там ее?