Тут на сцену вышли музыканты. Зал грянул аплодисментами. Саша Васильев тронул гитарные струны. Разговор откладывался. Зоя облегченно и в то же время разочарованно улыбнулась. Она сама не знала, чего в ней больше — облегчения или разочарованности. Борис шало оглядел зал. И прыгнул с вышки:
— Я люблю тебя! Ты будешь со мной жить?!
Ему приходилось кричать, потому что творчество группы «Сплин» набирало обороты. Услышав вопрос, Зоя сначала испытала ужас, а потом небывалую легкость. Ну вот и все. Девушка закрыла глаза и откинулась на спинку кресла. А потом притянула Бориса к себе и прокричала:
— Да! И давай не будем больше об этом?
— Давай.
И они стали смотреть концерт.
Либертарианец на семейном ужине
Моя подруга Ната полюбила уголовника. Его звали Степан, и он был видным таким мужчиной, но в татуировках. В том, что Ната полюбила уголовника, нет ничего необычного. Многие хорошистки путаются с хулиганами, а Ната была отличницей. Плюс она была социологиней, а социологини (да и вообще гуманитарии) склонны видеть в людях хорошее. Они подают там, где технарь отгрыз бы себе руку. Степан очаровал Нату своей брутальностью и практичным отношением к жизни. Надо сказать, что он был не таким уж уголовником. Просто отсидел шесть лет за какой-то темпераментный разбой, а теперь имел свой ломбард и носил золото. Подозреваю, что Ната его любила, как некоторые биологини любят горилл.
Полгода пронеслись как в тумане. Горилла, то есть Степан, буквально носил Нату на руках, кормил пирожными, катал в большом черном автомобиле. Ната была счастлива. Однажды они заговорили о совместном проживании. Дело двигалось к свадьбе. На горизонте замаячило знакомство с родителями. Только тут девушка посмотрела на своего парня более-менее трезвыми глазами. Натин папа Андрей Иваныч был отставным милиционером. Мама Клавдия Николаевна преподавала русский и литературу. Они жили в Краснокамске и в жизни дочери особенно не участвовали. Однако их участие в свадьбе предполагалось. Ната ездила к родителям по выходным. Счастье и смятение дочери не ускользнули от мамы. Пришлось колоться. Тут Нату понесло. С ее слов Степан выходил аспирантом филфака, благотворителем и вообще чем-то средним между Львом Толстым и Махатмой Ганди. Естественно, родители настояли на скорейшем знакомстве. Естественно, Ната перепугалась. Степан был грубоват. Да и как спрятать наколки, когда на веках написано Не буди — убью? Не будет же он все время сидеть в солнцезащитных очках? Зимой.
После мучительных раздумий Ната сочинила план. Привести на знакомство с родителями не настоящего Степана, а мужчину, подходящего под ее описание, то есть интеллигентного парня нормальной внешности, разбирающегося в литературе. При этом он должен был вести себя наимерзейшим образом, чтобы родители ужаснулись, а Ната рассталась с ним прямо в их присутствии. Таким способом моя подруга хотела приуготовить фон, чтобы, когда она приведет настоящего Степана, он — на контрасте — показался родителям милейшим человеком.
Как вы понимаете, исполнить роль Лжестепана выпало мне. Во-первых, в Перми не так уж много людей, застрявших между Львом Толстым и Махатмой Ганди. Во-вторых, будучи потомственным алкоголиком, я часто сижу без работы, а неработающие люди много читают, потому что надо же как-то убивать время. В-третьих, я возглавлял одну религиозную группу в корыстных целях и здорово поднаторел в Библии и трескотне (чего не сделаешь ради денег). В-четвертых, я виртуозно вру. Некоторые сравнивают естественность моего вранья с естественностью дыхания. В-пятых, у Наты было не так уж много друзей, которым она могла бы доверить такую важную миссию. Короче, я согласился. Мне нравится валять дурака, а ради дружбы я вообще готов на многое.
Поход к родителям предваряла репетиция. Точнее — полемика.
— Альберт (это я), нам надо придумать, что именно ты будешь говорить.
— Ничего придумывать не надо. Я все равно не запомню. Мерзость должна идти изнутри, понимаешь?
— Хочешь сказать, в тебе есть мерзость?
— Сколько угодно!
— Например?
— Я грызу ногти, редко моюсь, пью и громко пукаю.
— Это я и так знаю. Что еще?
— Этого мало?
— Мало. Не будешь же ты пукать при моих родителях?
— Да, это перебор. Хотя...
— Без хотя. Надо что-то идеологическое...
— В смысле?
— Ну, мой отец любит Путина, ненавидит наркотики, геев и либералов.
— Геем я точно не смогу быть.
— Зато ты сможешь их любить. И не любить Путина. И любить наркотики. И... Я поняла!