— Что ты поняла?
— Ты должен стать либертарианцем!
— Очнись, Ната. Я и есть либертарианец. Не переживай так. Просто положись на меня.
И она на меня положилась. Я потрясающий человек, на самом деле. На меня кто угодно может положиться, и я не подведу.
В субботу мы с Натой приехали в Краснокамск. Краснокамск как Краснокамск. Зелень и наркотики. Родители Наты жили в десятиэтажке, которых тут не так уж много. Камерный город. Зимой напоминает гараж Курта Кобейна. Я вырядился, конечно. Пиджачок набросил. Джинсы состирнул. Побрился. Пуховик почистил. Надушнялся китайской водой «Армани Спорт». Неправдоподобно было бы, если б я бичом оделся.
У подъезда Ната взяла меня за руку:
— Альберт, я волнуюсь. Я никогда не обманывала родителей.
— Даже когда девственность потеряла, правду рассказала?
Ната покраснела. Жутко мило у нее это получилось.
— Нет. Но это не считается.
— Пифагор бы с тобой поспорил.
— Почему Пифагор?
— Ну, он вроде как отец логики. Твой Степан в курсе, на какие жертвы ты ради него идешь?
— Нет. Он и про тебя не знает. Степа страшно ревнивый.
— Слушай, я подмерзаю. Пошли уже?
— А ты не хочешь еще покурить?
— Я только что покурил. Возьми себя в руки, сопливая девчонка!
Я зачем-то охватил Натины щеки ладонями и заглянул ей в глаза:
— Все нормально будет, принцесса. Я навсегда оттолкну твоих родителей от себя.
Сказал и подумал: как же странно я время провожу? Ну да чего не сделаешь ради друга.
— Ладно. Пошли.
Ната тряхнула головой и приложила ключ к домофону. На лифте мы поднялись молча. У меня в руках был торт с бантиком. Вдруг я заметил, что тереблю бантик. Я тут же перестал его теребить. Бантики теребят те, кто нервничает. А я не нервничаю. Я никогда не нервничаю. Чего мне нервничать? Мне вообще наплевать.
На площадке нас встретили родители. Андрей Иваныч и Клавдия Николаевна. Ну, или папа и мама. Поздоровались сердечно. Калейдоскоп улыбок. Иваныч, конечно, руку полез жать. Сжал. А я такой: ой, вы мне делаете больно! И чуть торт от потрясения не уронил. Иваныч поморщился. В неженки сразу записал. Неженок никто не любит. Даже сами неженки думают о себе как о брутальных альфачах. Прошли в квартиру. Советская опрятность. Ламинат. Люстра богатая. Без ковров.
Клавдия Николаевна: Идите мыть руки и за стол.
Помыли. Ната шепнула мне на ухо: «Ой, вы мне делаете больно. Гениально». Я усмехнулся. Наконец сели за стол. Пока ели, обменивались общими фразами. Когда подали кофе, начался допрос.
Андрей Иваныч: Степан, а ты чем занимаешься? Давно встречаешься с нашей Натальей?
На римскую прямоту я обычно отвечаю галльской двусмысленностью, но тут надо было бить в лоб.
— Я работаю в правозащитной организации. Защищаю права ЛГБТ-сообществ.
Я поймал взгляд Наты. Отвел глаза.
Андрей Иваныч: Что еще за сообщество?
— Аббревиатура. Лесбиянки, геи, бисексуалы и трансгендеры.
Андрей Иваныч крякнул и побагровел. По кухне поползла нехорошая тишина. Я снова посмотрел на Нату. Я думал, она на меня не смотрит, а она смотрела.
Клавдия Николаевна: Давайте резать торт!
В этом призыве было столько страсти, будто Клавдия Николаевна — жрица племени майя, а резать предполагалось совсем не торт.
Андрей Иваныч: Режь. Никто тебе не мешает... Степан, и давно ты встречаешься с моей дочерью?
— Полгода. Да ведь, сладкая?
Я уже на все забил и смотрел только на Нату. Она тоже смотрела на меня. Удивленно так, типа: а мы вообще знакомы? У нее глаза большие-пребольшие. Я раньше как-то не замечал.
Андрей Иваныч: Полгода, значит... Наталья, ты тоже считаешь, что этих ВКПб надо защищать?
— ЛГБТ.
Андрей Иваныч: Не влезай, Степа, когда я с дочерью разговариваю!
Такого я не ожидал. И Ната не ожидала. Мы не ожидали, что отец перекинется на нее.
Ната: Я считаю, что надо защищать кого угодно, если на него нападают.
Андрей Иваныч: А кто на них нападает? Кто, а?
Тут я уже не мог не влезть:
— В Чечне недавно напали. А в Чечне ни на кого не нападают без благословления Рамзана Кадырова. Который, кстати, дружит с президентом Путиным. Еще одним нападающим.
Андрей Иваныч: Во как! На власть брешешь, Степа? А ху-ху не хо-хо? Подожди... Ты никак из этих? Из либерастов?
— Берите выше, дражайший Андрей Иваныч. Я чистокровный либертарианец!
Разговор становился все более странным. Я смотрел на Нату, Ната — на меня. Вначале я думал, что это мы так друг друга подбадриваем, а теперь я уже так не думал.