Максим выстрелил, пуля чиркнула рядом с ботинком лысого. Тот не ожидал такого поворота:
– Ты че, ты че в натуре?! – заорал он. – Ты мене чуть ногу не прострелил.
– Чуть не считается, – совершенно спокойно сказал Макс, – и учти, я мастер спорта по стрельбе. С 200 метров в глаз белке попадаю. А ты не белка, ты скунс вонючий. В тебя промахнутся трудно.
Лысый испуганно завертелся.
– Ну, что, – устало спросил Макс, – говорить будешь или ухо отстрелим? Сначала ухо. Без уха девок любить можно, а вот…
Эта угроза подействовала. Лысый решил расколоться.
– Не надо, мужик, ты че? Ты же тоже мужик. Как же я… это… без этого… Я все скажу. Нам тебя заказали самарские пацаны, ты их на 200 штук гринов обул. Они тебя вычислили и…
– Понятно, что ты должен сделать?
– В смысле, – спросил успокоившись бандит, когда понял, что убивать его не будут.
– Заказ, заказ. – терпеливо пояснил Максим.
– А…, это. Мы должны у тебя бабки забрать, а тебя порешить. Чтоб другим неповадно было.
– Как самарские узнали, что я здесь?
– Н-не знаю, им кто-то стукнул, что ты в Карасове и собираешься в Питер.
Максим подумал немного и сказал вслух:
– Это наверное, Людка. Только она знала, что я собираюсь в Питер. Ладно, с ней потом разберемся. А во что с этим делать, ведь сдаст… точно сдаст.
Филимон с ужасом ожидал решения Максима, лысый конечно был бандит, но убивать никого не хотелось.
Лысый поскуливал на грязном кафельном полу, понимая, что сейчас решается его дальнейшая судьба.
– Филимон, у тебя платок носовой есть?
Лоховский начал шарить по карманам и вытащил замусоленный огрызок, бывший когда-то платком.
– Маловато будет, – сказал усмехнувшись Максим. – У него пасть как у бегемота, туда даже полотенце затолкать можно.
Макс огляделся в поисках чего-нибудь подходящего, на гвоздике висел синий сатиновый халат уборщицы.
– Вот, как раз то что нужно, – сказал он и снял халат со стены.
«Неужели весь халат в рот лысому засунет?» – подумал Лоховский.
Максим оторвал один рукав, потом второй и скатав два тугих рулончика наклонился над лысым.
– Жить хочешь? – спросил он глядя на лежавшего бандита.
– Хочу, – не раздумывая ответил тот.
– Тогда пасть открой пошире. – сказал Максим, заталкивая в рот импровизированный кляп.
Затем он оторвал от халата длинную ленту, приказал лысому завести руки за спину и крепко связал.
– Поднимайся и без глупостей в кладовку, посидишь там часок. – сказал Максим указывая на дверь кладовки.
Лысый покорно проследовал к месту своего заточения. Максим включил ему свет и запер дверь на засов.
– Лысый, ты меня слышишь? Не вздумай долбить дверь ногами, я с этой стороны гранату положил. Чуть дверью дернешь – будешь на том свете сам с собой в пазлы играть. Через час уборщица придет, она тебя и вызволит из темницы.
– А у вас, что в вправду граната есть? – тихим шепотом спросил Лоховский у Макса.
– Нет конечно, но лысому это знать не обязательно.
В этот момент в дверь туалет кто-то настойчиво забарабанил. Макс открыл дверь, впуская разъяренных пассажиров.
– Совсем обнаглели, – вопил тот самый господинчик в очках. – Нашли время совещаться, лучше бы сортиры чистили, делом занимались…
Максим и Филя выскользнули из туалет.
– Да, – сказал Максим, разглядывая Филимона, как будто он увидел его в первый раз. – А ведь ты попал, браток. На вокзале оставаться тебе нельзя, засветился. Дружки лысого тебя искать будут. Идти есть куда?
Филимон посмотрел на Макса глазами преданной собаки.
– Понятно, – со вздохом сказал Макс. – Ты что, бомж?
– Ну, не совсем,… вернее не бомж, – ответил Филимон, пытаясь прибавить своему голосу убедительности. – Только вот идти мне некуда, меня сегодня теща из дома выгнала. Насовсем.
Максим взглянул на Филимона с интересом:
– Ну, пойдем перекусим где-нибудь в спокойном месте, там и переговорим.
Они вышли из здания вокзала и поймали такси.
– В Льшанку, – сказал Макс водителю. – Плачу два счетчика, – добавил он глядя как недовольно скривилась физиономия водилы.
Эта Льшанка была самым отдаленным районом славного города а, общественный транспорт ходил туда редко и нерегулярно. Частный транспорт туда не ходил вовсе, так как дороги там были такие ужасные, что господину Гоголю и не снилось. Но «два счетчика» оказали волшебное действие. Через полтора часа Максим и Филимон оказались в уютной двухкомнатной квартирке.
Пока Филька рассказывал свою историю, Макс накрывал на стол, жарил яичницу, нарезал колбасу и мыл помидоры. Вся короткая и далеко не героическая биография Лоховского уместилась бы на одной странице. С последними словами рассказа Филимона Максим закончил приготовления к ужину.
– Да, – сказал Максим, выслушав исповедь Лоховского. – Что с тобой делать и выбросить жалко и взять – не нужен. Тебе повезло, мне как раз напарник нужен. Давно я себе верного, преданного человека подыскиваю. А ты вроде бы мужик честный, не подставишь.
От таких слов по телу Филимона побежали мурашки, а вдруг Максим банки грабит? Филя как всякий законопослушный человек в таком безобразии участвовать не может. Да и какая от него польза в таком деле? Вот сейчас Макс скажет: «Поел, передохнул, а теперь – „адье“, прости-прощай.
Максим заметил внутреннюю борьбу, происходящую в душе Лоховского.
– Да, не боись, я ж тебя не в подельники зову, а в помощники. Но грабить все же придется. Только вот граблю я бандитов всяких, хапуг и прочую шушеру.
– Н-но ведь это противозаконно, – снова заикаясь сказал Филимон.
– Может и противозаконно, а они законно действуют? Потом, я же не для себя, я для детишек.
– К-каких детишек? – удивлено переспросил Филимон.
– Детдомовских. Во ты, небось, у папы с мамой жил, как у Христа за пазухой. Собачка или хомячок, велосипед, пирожки… Мандарины на Новый год, опять же. А вот мне не довелось… Я сам детдомовский, мамка меня подкинула в приют. Натерпелся я… Знаешь, как хотелось чтоб мамка подзатыльник за двойку дала, или папаня ремешком за драку выпорол? А уж про сласти и игрушки – не говорю. Вот. Спасибо, учитель физкультуры у нас был – крутой мужик. Суровый, но справедливый. Он меня к спорту пристроил, в люди вывел… Я ведь мастер спорта, в комнате целый „иконостас“ из медалей висит.
Потом я на Людке женился, я тогда чемпионом был. Перспективы… ну, сам понимаешь, чего особо рассказывать. Она тоже спортом занималась, правда, так себе спортсменка. Гимнастка ,– Максим невесело усмехнулся и покачал головой. – Стерва… Но я тогда не знал, хотя меня предупреждали все и Батя. У Бати, у нас его в детдоме так все пацаны звали, глаз – алмаз, рентген. Он Людкину сущность сразу просек. А я дурак! Любовь, любовь… – Максим закурил и продолжил свой рассказ. – Пока я по сборам, да на соревнованиях – она в чужих постелях кульбиты делала…
Потом с козлом богатым связалась… Развелись мы… А она меня подставить решила. С кем-то своего козла на бабки развела, а на меня свалила. Еле отмылся. Пить начал, спорт бросил, в криминал ввязался.
Максим замолчал, вспоминая и снова переживая прошедшее. Все это время, пока он расхаживал по кухне, куря одну сигарету за другой, Лоховский внимательно слушал его исповедь.
– А что п-потом было? – осторожно спросил Филимон, решившись прервать затянувшееся молчание.
Максим как будто очнулся, тряхнул головой, отгоняя прошлое:
– Потом, потом. Потом опять Батя появился в моей жизни, из дерьма вытащил. В детдом привел, я там полгода подсобником работал, в свободное время пацанов тренировал. Батя там директором теперь стал. Крыша течет – денег нет, одежка детская – без слез не взглянешь – денег нет. Игрушек, спортинвентаря – ничего нет. Запросы в министерство посылаем – деньги выделены. А на месте их нет. Толи мэрин наш их крутит, то ли начальство помельче. Батя придет, кулаком постучит, по закону требует. А по закону – фиг с маслом. Тогда я и начал честную экспроприацию. Из детдома пришлось уйти. Зато теперь я им могу настоящую пользу оказать. Всяких братков, гнусь всякую, на бабки развожу, а детям посылаю.