— Держи, пап, — на балконе я протянул отцу пачку любимого мною «Парламента».
— Ух, ты, какие! — покачал головой отец, закуривая сигарету. — Да, с «Беломором» не сравнить.
С балкона открывался чудесный вид на центральную улицу.
— Вадим, смотри, — мама указала рукой на новый микрорайон, который вырос на месте частного сектора, — дедовского дома больше нет.
— Его снесли, по-моему, в девяносто пятом, — сказал я. — Деду дали квартиру в новом доме. Вон в том, — я показал пальцем на панельную пятиэтажку, окрашенную в ядовито-зеленый цвет.
— А как дед? — спросила мама. — Ой! — Тут же закрыла она рот ладошкой.
— Умер, мам… Больше девяноста…
— Да-да, но больше не рассказывай мне о судьбе наших близких. Лучше оставаться в неведении…
— Точно! — согласился отец. — Лучше оставь эту информацию при себе.
— Хорошо, — я кивнул. — Это действительно тяжело… Знать…
— Больше девяноста, говоришь, — покачал головой отец. — Крепкий старик! По-хорошему ему завидую!
— С дедом-то как раз все естественно, — решил поделиться я своими переживаниями с родителями. — Старики уходят — так положено свыше… А вот когда уходят досрочно…
— Кто? — глухо спросила мама.
— Нет, не из близких, — я поспешил её успокоить. — Это я могу сказать… Из близких никто не ушел досрочно. Это касается моих сверстников… Друзей. Некоторых из них уже нет… А я разговаривал сегодня с ними. Алеха Патлас не доживет до тридцати пяти…
— Как это случиться? — поинтересовался отец. — Несчастный случай?
— Нет! — я покачал головой. — Наркомания. Передозировка…
— И ты винишь себя? — ужаснулась мама.
— Нет, не виню. Наши пути разошлись после поступления в институт: я поступил, он — нет. Просто меня терзает одна мысль…
— О том, что ты можешь изменить его судьбу? — догадался отец.
— Да. Я могу хотя бы попробовать изменить его судьбу… Ведь он был моим другом… Лучшим другом. Но я боюсь столь активно менять существующую реальность. Изменить свою судьбу — это одно, а изменить чью-то судьбу… Даже в лучшую сторону — нечто иное.
— Ты боишься, что не сможешь вернуться назад?
— Да, пап, боюсь. Хотя, по большому счету, мне не о чем сожалеть… Вы здесь… Даже дед жив… Я смогу уделять вам больше внимания, чем в той жизни. Я смогу иначе прожить свою жизнь. Все мы сможем… Жить… Более счастливо…
— Какой же ты у меня стал… взрослый, — прослезилась мама, обнимая и целуя меня в щеку.
— Да, Серега, сложный перед тобой стоит выбор, — произнес отец, закуривая вторую сигарету. — Решай сам, что важнее… Вернуться, или прожить жизнь заново. Мы с матерью не будем на тебя давить. Я понимаю, что это сейчас бесполезно.
— Если мне не удастся вернуться назад в ближайшие несколько дней, — решительно произнес я, — будем учиться жить заново!
Прогулка по вечернему Новокачалинску будущего впечатлило моих родителей. Особенно поразило их обилие заграничных автомобилей.
— Это ерунда, — отмахнулся я, — вот свожу вас в город, там машин действительно много. Даже слишком. В автомобильной пробке иногда можно простоять несколько часов. В городах, где есть метро, некоторые владельцы автомобилей предпочитают на нем ездить. Так быстрее.
— А зачем им тогда машины? — удивился отец. — Если на метро быстрее?
— За город съездить, на дачу, на отдых, шашлык-башлык и все такое, — пояснил я. — Ну и для престижа, ессно.
— А у тебя машина есть? — поинтересовался батя.
— Была, японец праворульный, — ответил я. — Вот примерно такой. — Я ткнул пальцем в сиротливо стоящего у обочины «Ипсума». — Правда, я в них не очень-то разбираюсь, — признался я, — но за рулем уже несколько лет.
— А как это — праворульная? — спросил батя.
— Руль не слева, как у нас, а с другой стороны, — пояснил я. — В Японии же левостороннее движение.
Я подошел к «Ипсуму» и дернул дверь — она оказалась не запертой и услужливо распахнулась. Приятный запах ароматизатора, бежевый велюр, электронное табло, автоматическая коробка передач вызвали у отца настоящий восторг. До этого момента пиком машиностроения он считал «Волгу». Машины более высокого класса он видел только по телевизору.
— Хотите прокатиться? — предложил я, заметив ключ в замке зажигания.
— Она же чужая! — произнесла мама, хотя я видел, что ей хочется прокатиться на чудесном автомобиле, не меньше, чем отцу. — Нельзя…
— Мам, в этом мире нет ни одной живой души! — напомнил я. — Проверено неоднократно. Никто не будет ругаться, уж поверь мне!
— Но как же… Все есть, а людей нет?
— Парадокс! — согласился я. — Этот пустынный мир очень странный… Первый раз я сюда попал весной. Затем был летом, осенью, зимой. Людей как не было, так и нет. Но вот что интересно — ассортимент в магазинах меняется, летом на прилавках — летнее, зимой, соответственно — зимнее. Продукты не пропадают! Они всегда свежие, с нормальным сроком годности… Много странностей, много… Ладно, давайте в машину — прокачу с ветерком. А там, глядишь, и в город выберемся.
Вечером того же дня, часов в девять, когда мы уже вернулись обратно в восемьдесят девятый год, ко мне заскочил Васек Шиханов.
— Сержик, чего на улицу не выходишь? Братва уже в парке! Сегодня же дискотека — последний день лета! Идешь?
— А сам чего не с ними? — Прищурился я.
— Серега, если честно, я хотел с тобой с глазу на глаз потрындеть… Без лишних свидетелей… Ну, про шмотки. Ты же обещал!
— Во-первых, Васек, я тебе ничего не обещал, — произнес я, выходя на лестничную площадку и прикрывая за собой дверь в квартиру.
— Серега! — обиженно засопел Васек.
— Во-вторых: о нашем разговоре никому! А вообще, молодец, что один пришел. Я оценил твой деловой подход!
— Серж, я задницей чувствовал, что у тебя появился выход… Сколько достать сможешь?
— Сколько нужно, столько достану.
— Ого! — присвистнул Васек. — Серьезно?
— Если не веришь, чего тогда приперся? — нахмурился я.
— Серега, не обижайся, — хлопнут меня по плечу Шиханов. — Ты ж никогда раньше фарцовкой не занимался.
— Раньше не занимался — не люблю по мелочам размениваться! Так сколько и чего тебе нужно?
— По госцене? — уточнил Васек.
— По госцене бери в магазине! — фыркнул я.
— Сколько накрутишь? — полюбопытствовал Васек.
— На толкучке втрое-четверо от госцены заламывают… — задумчиво произнес я.
— Ты не очень-то разгоняйся! — испугался Васька. — Не забудь про мой интерес, да и братану Вадьковскому тоже чего-то поднять нужно… Не буду же я в городе на толкучке тусоваться — в школу завтра. Вот если бы ты летом подвалил, сами могли бы попробовать.
— Слушай, Васек, а зачем мне посредник? — прямо спросил я Шиханова. — Я сам могу с Коляном потолковать…
— Ага, — заржал Васек, — так я и поверил — ты светиться не хочешь. А я никому не скажу — зуб даю!
Васек говорил чистую правду — он был человеком слова. Мне было известно кое-что из его будущих похождений. Так вот, как бы худо ему не было, и как бы не наезжали на него бандиты в начале девяностых, свое слово он держал. Вот и посадил сердечко.
— Хорошо, — я согласно кивнул. — Чтобы тебе обидно не было, договоримся так: у нас с тобой будет общий интерес. Прибыль пополам. Деловому, что товар будет мне поставлять, тридцать процентов от госцены (Товар на самом деле мой, из альтернативки, но отдавать его по бросовым ценам, ниже магазинных слишком подозрительно).
— Ты серьезно? — обрадовался Васька, хватая меня в охапку. — Сколько сами накручивать будем?
— Смотри сам — сильно таксу не раздувай! Лучше валом возьмем…
— Чем возьмем? — не понял Васек, не знакомый с таким коммерческим термином.
— Количеством, — перевел я. — Больше продадим — больше навара получим.
— Понял, — Васек согласно кивнул.
— К тому же товар у нас эксклюзивный, ни у кого такого нет! За это я тебе могу зуб дать. Даже в городе таких моделей днем с огнем не найдешь! Ну, может, в Москве… — на всякий случай брякнул я.
— Ага, это точно!
— Вась, еще раз предупреждаю насчет конфиденциальности…