— Конечно, Егор Ильич, — ответил я, не переставая разглядывать кабинет писателя.
Кроме книжного изобилия в кабинете было много фотографий. Они висели на свободных от полок участках стен, стояли на самих полках, на столе. Многие лица на снимках были мне знакомы: Стругацкие, Булычев, Крапивин, Михалков… Писатели, актеры, режиссеры — сразу столько знаменитостей!
— Ох, елки! — хлопнул себя по лбу Егор Ильич. — Катерина, это моя домработница, вчера в город уехала… Чаю в кабинет подать некому. Придется нам с тобой, Сережа, самим… Ты не против, если мы на кухню переберемся? Чайку вскипятим. Ты вон весь мокрый…
— Егор Ильич, да о чем речь? — я развел руками. — Готов следовать за вами, куда прикажете!
— Тогда подъем, и на кухню шагом марш! — рассмеялся старик.
Перебравшись на кухню, Чижов включил в розетку электрический никелированный чайник. Поставил передо мной большую вазочку с печеньем, несколько цветных «розеток» с вареньем.
— Сахар предпочитаешь или мед? — спросил он меня.
— Сахар.
Открыв дверку большого холодильника «Хитачи» — не чета родительскому «Саратову» — Чижов достал из его холодного чрева трехлитровку с молоком.
— Может молочка? Утром принесла молочница. Парное, даже остыть, как следует, не успело.
— Нет, спасибо! — отказался я. — А вот в чай добавлю.
Старик отключил закипевший чайник и щедро плеснул кипятка в две огромные кружки.
— Люблю пить чай из больших кружек, — пояснил он. — За разговором…
— Я тоже… из больших люблю.
— Вот и хорошо! Ну, что Сережа, — с шумом отхлебнув горячий напиток, произнес писатель, — прочитал я твои романы. Скажу честно — сумел ты удивить старика!
— И как вам?
— Знаешь, Сережа, не смотря на твой возраст, твои произведения очень серьезные… Если бы я не знал, что их написал школьник, решил бы, что это работа взрослого, зрелого мужчины.
— Мне все об этом говорят, — развел я руками. — Но я не понимаю, причем тут мой возраст? Гайдар в шестнадцать лет полком командовал! Островский — инвалид, выдал такой роман… Что я сделал в свои годы в сравнении с ними? — А что, неплохо сказал. Кажется, я начинаю вживаться в роль.
Чижов покачал головой:
— Мне понятна и близка твоя позиция. В среде нынешней молодежи такое стремление… Эти мысли подвигли тебя заняться творчеством? Ведь, наверное, большинство твоих сверстников развлекается, в то время как ты работаешь?
— Развлекается, — согласился я. — До недавнего времени я не сильно от них отличался. Но потом что-то случилось со мной… — Я криво усмехнулся, вспоминая, что на самом деле случилось. — Меня как будто подменили…
— Ты взрослеешь, — произнес Егор Ильич. — Уровень твоих текстов меня поразил, — вновь повторил Чижов. — Качественно, профессионально… Тексты настоящего, сложившегося автора… Я все еще не могу поверить, что их автор настолько молод. Ну да ладно, — он махнул рукой, — скажи мне честно: «Соломенная жесть» это… — он замялся.
Я понял с полуслова, о чем хотел спросить старый писатель.
— Это подражание Вам, мэтр. Вы самый любимый и уважаемый мною автор! И «Соломенная жесть» — попытка приблизиться к вашему «Стальному мху».
— Я так и понял. — Польщено кивнул Егор Ильич. — Аналогии налицо.
— Весь роман пропитан ими. Это попытка приблизиться к Вам… Это как в изобразительном искусстве — молодые авторы копируют картины великих мастеров. А вы, Егор Ильич, именно такой великий мастер! — Я не прекращал подслащивать пилюлю. Лесть благотворно действует на людей и позволяет быстрее добиться нужного результата.
— Ох, молодой человек, — покачал головой старик, видимо раскусив мою уловку, — не нужно мне льстить.
Но я видел, что старик доволен.
— Я знаю, на что способен, — продолжил он. — И, ознакомившись с вашим творчеством, знаю, на что способны вы! Роман хорош! Крепкий, свежий, смелый… Хотя, на мой взгляд, слишком смелый…
— Егор Ильич, наступают новые времена… Они требуют несколько иного подхода и взгляда на многие вещи.
— Да-да, — согласился Чижов, — перестройка, гласность. Я понимаю.
— Вот вы скажите, если бы в те годы… В годы тотальной цензуры… У вас появилась возможность… Вы бы не воспользовались?
Чижов по-старчески пожевал губами.
— Хм… Многие уезжали за границу, чтобы там…
— О них я не буду говорить. Легко быть патриотом вдали от родины…
— Не так все просто… — задумчиво произнес Чижов. — Вы, молодежь, дети перестройки, слишком поспешно делаете выводы. Как бы я поступил? Не знаю, — он развел руками. — Но скажу одно — мне не за что краснеть…
Старик оказался чудесным собеседником, к тому же истосковавшийся по общению с собратьями по цеху. День пролетел незаметно. В назначенный час за мной заехала Ольга Борисовна. Старик, как и обещал, угостил её чаем.
— Вот что, юноша, — сказал Чижов на прощание, — ваши романы нужно издавать. Я дам вам рекомендацию. В ближайшее время я постараюсь связаться с Андреем Васильевичем Яковлевым — моим большим приятелем и главным редактором издательства «Трудовые резервы». В мое время он возглавлял отдел фантастики. «Трудовые резервы» это, конечно, не «Лениздат» и не «Советская Литература»… Но для дебютного романа — это неплохой старт.
— Егор Ильич, я не знаю, как вас благодарить! — расчувствованно произнес я.
— Самой лучшей благодарностью будут ваши книги, Сережа. — Потрепал меня по плечу Чижов. — Работайте в поте лица! И постарайся, чтобы после всего тебе не было стыдно за написанные тобою строчки.
На том мы и расстались. Чижов проводил нас до веранды. Дождь до сих пор не прекратился, правда, стал несколько слабее — вместо обжигающих холодных струй противная морось. Егор Ильич взмахнул на прощание рукой. Он оставался на веранде до тех пор, пока наша машина не скрылась из глаз. Затем, ссутулившись еще сильнее, он тяжелой походкой вошел в дом.
— Сережа, прими мои поздравления! — радостно прощебетала Семенова, едва мы уселись в автомобиль. — В нашем поселке появился настоящий писатель.
— Ну, еще ничего не решено, — произнес я. — Вдруг этот Яковлев не пустит в печать… Зарежет… Вон, даже Егор Ильич сказал, что слишком смело…
— Сережа, я тебя умоляю! — рассмеялась Ольга Борисовна. — Протекция Егора Ильича дорого стоит! Не переживай, а готовься к поездке в Москву.
— А обязательно? Ну, в столицу… — неуверенно произнес я. — Может лучше почтой романы отправить?
— Сережа, личное общение с редактором еще никому не вредило. Если он усмотрит в романе какие-то спорные моменты, всегда можно их обсудить. Что-то изменить, исправить. Если хочешь знать мое мнение — нужно ехать обязательно! А, может быть ты стеснен в средствах? — предположила она. — Я попытаюсь устроить тебе командировку за счет отдела образования, или комитета комсомола — выход всегда можно найти.
— Нет, не надо! — я мотнул головой. — Как раз в средствах я нужды не испытываю… Да и не так далеко та Москва — на поезде меньше двух суток!
— А гостиница, а проживание? Ты думаешь, что все утрясется за один день? К тому же в Москве найти хорошую гостиницу…
— Ольга Борисовна, спасибо вам за заботу! — положа руку на сердце, произнес я. Все-таки хорошая она тетка. — Я справлюсь!
— Ну, смотри. Если что, не стесняйся. Поможем.
— Я понял, стесняться не буду.
Вечером я наведался в гости к дядьке Роману. Нужно было узнать, как продвигается наш кинобизнес.
— Сережка, дело прет! — поведал мне дядька. — За несколько дней мы сделали план!
— Вы сильно-то не гоните, — предупредил я его. — Большие дядьки в райкоме почешут затылки и гайку нам закрутят! Поднимут планку… Думайте, прежде чем бабло в райком нести! А лучше подмазать ответственного человека. Подарочки-конфетки, чуть денюжки… Пусть глазки закроет… Да, кстати, как там у Гургена дела?
— Рвет и мечет! — фыркнул дядька. — Мы у него всю клиентуру отбили!
— Как бы он чего не вычудил, — предупредил я дядьку. — Бабоски-то мы у него отняли…