— Не знаю, чем так мог напугать вашего друга скромный писатель-фантаст. Мы встречались с ним пару раз… В прошлом… И только.
— Писатель-фантаст? — неожиданно оживился седовласый. — Публикуетесь?
— Бывает, — пожал я плечами.
— А можно узнать ваше имя? Или псевдоним… Я, знаете ли, почитываю иногда… На досуге… Хотя, сейчас редко выпадает свободная минутка. Или это тайна?
— Ага, за семью печатями, — мило улыбнулся я. — Сергей Юсупов, если это имя вам что-то говорит.
— Тот самый Юсупов? — Неожиданно разволновался седовласый.
— А вы знаете другого? — ответил я вопросом на вопрос.
— Минутку! — Седовласый щелкнул позолоченными замками дорогого кожаного портфеля и выудил из него книжку «Трубы Иерихона». Автор — Сергей Юсупов. — Ваше? — неожиданно перешел он на вы.
— Не буду скрывать, — вновь улыбнулся я, — мое.
— Можно автограф? — попросил он.
— Федор Кузьмич? — уточнил я, доставая ручку.
— Да.
Я черкнул дарственную надпись, коих у меня было заготовлено для таких случаев превеликое множество, размашисто подписался и вернул книгу владельцу. Федор Кузьмич спрятал её в портфель.
— Так что же у вас с Прохором произошло? Он на вас как на исчадие ада смотрит.
— Прохор, все что было — в прошлом! — произнес я.
— Ты прощаешь мне мой долг? — выдавил он.
Блин, переусердствовал я в тот раз!
— Меж нами ничего! — вновь повторил я. — Кто прошлое помянет… Расслабься, старина!
Прохор облегченно выдохнул и повеселел.
— А вы, Сергей, интересный человек, — произнес Федор Кузьмич. — Мне очень хочется с вами пообщаться… Может, отужинаем вместе?
— Почту за честь! — Я, в общем-то, и не думал отказывать. — Мне тоже интересно с вами пообщаться. Давайте в моем кабинете. А то я уже сделал заказ…
Так мы и познакомились с Федором Кузьмичем Топорковым — бывшим генералом КГБ, а ныне преуспевающем бизнесменом, не потерявшим связей с конторой. Проха же оказался племянником генерала, которого «добрый дядюшка» взял под «свое крыло» года три назад. Слишком уж кривую дорожку выбрал мой старый знакомец. Дядюшке же близость Прохи к криминальным кругам Москвы оказалась только на руку. Чисто решать проблемы бизнеса в России начала девяностых годов, по видимому, не удавалось никому. Генерал оказался на редкость умным и эрудированным человеком, хватающим все на лету. Через некоторое время мы сошлись с ним накоротке, сначала на почве «общей любви к фантастике». Как-никак, а я был известным писателем. А затем я посвятил его в свои коммерческие дела, предложив хорошую долю в общем бизнесе. Благодаря связям Федора Кузьмича, пацаны обзавелись солидной «крышей». Решать дела стало легче, проще и безопаснее. Хотя сто процентной безопасности не мог гарантировать даже Федор Кузьмич. Слишком крупный кус мы старались откусить и проглотить, не подавившись.
Ноябрь 1994 г.
Аромат свежеприготовленного кофе щекотал мне ноздри. Рот помимо воли наполнился тягучей слюной, я непроизвольно сглотнул и облизнулся.
— Андрей Васильевич, кофе у тебя просто изумительный! Где такой берешь? Или здесь весь секрет в том, как приготовить?
— Как не пытайся, Сереженька, из дерьмовых зерен хорошего напитка не сварить! — с важным видом произнес Яковлев. За последние пару-тройку лет он растолстел и растерял большую часть волос. Лишь его мощный бас не растерял былой силы, заставляя дребезжать ложечку в кофейной чашке. — Друг у меня хороший в Бразилии живет. Время от времени меня кофеём снабжает.
— Изумительный кофе! — вновь повторил я. — Еще кружечкой не угостишь?
— Сережа, какой разговор? Леночка! — он щелкнул селектором, вызывая секретаря. — Свари Сергею Вадимычу еще кружечку моего фирменного кофе!
— Хорошо, Андрей Васильевич! — отозвалась секретарша.
— Ну, Сереженька, чем ты нас еще порадуешь? Писательскую карьеру, надеюсь, под откос не собираешься пускать?
— О чем это ты, Андрей Васильевич? — удивился я.
— Это я о твоих успехах на ниве шоу-бизнеса. Весьма наслышан! Твои песни во всех хит-парадах. Я как в машине радио ни включу, так на любой волне то «Лаве-Лаве», то «Гоп-чидагоп». Ты, Сережа, действительно уникум! Надо же: композитор и поэт!
— Я еще хочу себя и в кинематографе попробовать, — подначивая редактора, сообщил я.
— Ой, Сережа, не надорвись! — посоветовал мне Яковлев. — Слишком много на себя хочешь взвалить… Сгоришь, как спичка!
— Сплюнь, Андрей Николаевич! Кстати, как там у тебя дела с минобразованием? Подкатывал к тебе человечек?
— Подкатывал, — кивнул Андрей Николаич. — Госзаказ на учебники у нас с тобой в кармане! Только отвалить пришлось нехилый кус…
— Не жадничай, Андрей Николаевич, ты прикинь прибыль, которую мы поимеем с этих учебников…
Мы поговорили с Яковлевым еще некоторое время о делах насущных. Я выпил еще пару чашек полюбившегося мне кофе и попрощался с главредом. Забравшись в комфортный салон «Сафаря», я засунул в рот незажженную сигарету и повернул ключ зажигания. Полыхнуло так, что сигарета за доли секунды превратилась в пепел. Звука взрыва я так и не услышал.
Очнулся я в кромешной темноте. Все тело ломило, как будто по мне прошлись молотилкой. Меня трясло от холода, но вместе с тем кожа горела безжалостным огнем преисподней.
— От него мало что осталось, — услышал я громкий голос. — Не знаю, ваш ли это товарищ, или кто другой. При взрыве пострадали трое: сам водитель и двое прохожих. В итоге у нас три трупа. Все обуглены. Двое в куски. На мой взгляд, опознать кого-нибудь просто нереально! Нужно делать экспертизу!
— Мы, все-таки, посмотрим! — настаивал другой голос. Знакомый. Только гул в голове мешал мне сосредоточиться и опознать его.
— Ваше право! Смотрите! Если желудки крепкие…
Где-то рядом что-то зашуршало, и раздался звук расстегиваемой молнии.
— Вот черт! — Этот новый голос я узнал сразу — Андрюха Патлас. Затем хрюкающие и булькающие звуки, дробный перестук каблуков и гулкий металлический удар.
— Товарищ-то ваш — слабоват оказался! — ехидно усмехнулся незнакомец.
— Да, опознать здесь что-либо… — Снова знакомый голос. — Жуть!
— А я вам что говорил? Дальше смотреть будете?
— Буду! — Ну, наконец-то! Это же Проха! — Давайте следующего!
— Как прикажете! Давайте этого…
Вновь звук расстегиваемой молнии. Свет болезненно резанул глаза даже под закрытыми веками.
— Странно, — слегка опешил незнакомец, — вроде в этот мешок тоже тело по кускам собирали… А может быть, это я что-то путаю… Этот вполне еще… Что скажете, молодой человек? Это ваш приятель?
Пока Проха вглядывался в мое лицо, покрытое сажей и коростой, я с трудом приоткрыл веки… Вернее то, что от них осталось.
— Проха! — просипел я непослушными губами. Но слишком слабо — Проха меня не услышал.
— Слышь, эскулап! — позвал Проха санитара. — Этот, кажись, живой! У него губы шевельнулись! — Слава Богу! Увидел!
— Да не может быть! — фыркнул патологоанатом. — С такими травмами не выживают!
— Да ты сам посмотри! — не отступал Проха, наклонившись к самому моему лицу. — Он живой!
Я собрал остатки сил, и вцепился обугленной рукой за Прохину шею, подтягивая его ухо к своему рту.
— Проха! Забери меня отсюда! — прохрипел я. — Срочно!
Надо отдать должное бывшему грабителю. Он не испугался, только удивленно спросил:
— Серж? Ты живой?
— Валим отсюда! — просипел я из последних сил. — Никто не должен знать…
— Этого не может быть! — ошарашено произнес врач.
На мое счастье, Проха быстро сообразил, что к чему: ведь он уже был один раз свидетелем моего чудесного воскрешения.
— Я забираю его! — резко произнес он тоном, не терпящим возражений.
— Это невозможно! — ахнул врач. — Его нужно в реанимацию… Сообщить в милицию, прокуратуру…
— Я забираю его сейчас же!
— Не пущу!
Проха выдернул из подмышечной кобуры пистолет, и навел его на врача.
— Я забираю его! И тебе совет: если хочешь жить — забудь об этом!