Если армейское начальство и в ус не дует, когда в плен попадает числящийся в штате военнослужащий, то пусть его выкупают родственники — такова была логика тех, кто считал себя вправе прибегать к любым методам. Первейшая обязанность мужчины — обеспечить пропитание семьи. Святым долгом это считалось не только на Кавказе… Что ответить на этот аргумент? И потом разве речь идет не о кэ́фирах, которые пришли топтать чужую землю? Почему в таком случае не пустить в дело их самих? Почему не торговать неверными, ради собственного выживания?
Кадиев вполне отдавал себе отчет, что расплачиваться за грехи оборотистых собратьев приходилось всем вместе, даже тем, кто никогда не держал в руках оружия. Именно поставленный на поток «живой» бартер, пусть этот адский механизм и запустили изнутри самой России, был одной из главных причин ожесточения российского населения. По природе своей всеядный, подслеповатый, сентиментальный и безвольный, русский обыватель — как, впрочем, и любой другой — отказывался открыть глаза на бесчинства своей армии на Кавказе. О деятельности спецслужб и говорить не приходилось. Выстраивалась простая логическая цепочка: если армия встала на защиту униженных и оскорбленных, чего же вы от нее хотите? Правильно делает! Пусть доведет начатое до конца, а потом и поговорим о методах. В результате кавказская земля как была, так и оставалась наковальней. Молот продолжал долбить, корежа всё на свете.
Разорвать порочный круг было необходимо любой ценой. Мнение Кадиева разделяли многие. Но ровно столько же имелось противников, причем самых непримиримых. Традиции, какие ни есть, тоже, мол, заслуживают уважения. Если уж требовать соблюдения правил игры от людей, взявших в руки оружие, то закон должен быть один для всех, будь то шариат, хоть в арабском варианте, хоть в шамилевском, или кодекс государства Российского — уголовный или военный. Да и вряд ли русских спецназовцев удастся разжалобить показным великодушием. Азарт войны и выгоды, повсеместно извлекаемые из незатихающей бойни, давно затмили цели, изначально поставленные перед федеральными войсками — приструнить баламутов и покарать нечисть, разбежавшуюся из тюрем по лесам. Что еще делать с теми, кто не хочет жить ни по каким законам?
À la guerre comme à la guerre[1], чистых войн не бывает. А если так, то какой смысл трястись за свою репутацию? Сторонники жестких методов террора — и он должен вершиться от имени всех чеченцев! — никому не давали отмежеваться. Несогласие с радикализмом проще простого выдавать за трусость, за отказ от борьбы из принципа, то есть фактически за измену. И это обвинение могло пасть на кого угодно, даже на самого ярого патриота. Картина глазам представала всё более безнадежная: находившиеся под опекой спецслужб заправляли всеми, навязывая тотальную истребительную войну малочисленному, измученному народу, заставляя брать в руки оружие даже тех, кто сроду не умел им пользоваться. Спецслужбы своего добились…
Промежуточная задача заключалась в том, чтобы урегулировать проблему там, где это еще возможно, и сосредоточиться на главном — тактике ведения боевых действий. На том, например, как перенести военные действия на территорию противника. Ведь до сих пор в руины приходилось превращать собственные города и села. Так не могло продолжаться до бесконечности…
Захват людей в заложники в «русской» России, который мог бы продемонстрировать полную незащищенность завоевателя под его же собственной крышей, — вот это уже походило на настоящую игру, и она стоила свеч. Но чтобы вести ее, требовалось разрешить принципиально важное противоречие. Факт оставался фактом: бартер — вовсе не изобретение вайнахов. Изначально заказы хлынули из самой России. Кто еще сомневался в этом сегодня? Следовательно, подтасовка фактов, на основе которых делались главные, целеобразующие выводы, на поверку оказывалась немаловажной частью всё той же игры. Сама возможность торговать заложниками возникла не столько по причине искусственно нагнетаемого спроса, а из-за разницы в цене на жизнь, которая где-то упала до предела, а где-то подскочила, причем в рамках одной рыночной системы, в одной и той же стране. А значит, чтобы надломить этот процесс, нужно было выровнять цены на жизнь или развалить «рынок», то есть саму страну.