Чтобы сохранить за собой ставшие с недавнего времени безумно дорогими документы на имя Сереброва, Александр в очередной раз инсценировал нападение на себя любимого и разыграл свое собственное ограбление, вновь пожертвовав для того целостностью головы, кою пришлось разбить об угол дома для большей достоверности. Да и ряд иных, не менее нужных и важных, вещей требовалось надежно сокрыть от глаз возможных встречающих, отчего пришлось вовсе распрощаться со всем своим багажом, который якобы и был украден у него какими-то ушлыми уркаганами практически в порту.
Всё же сто семнадцать золотых царских червонцев, которые по его просьбе швейцарцы выискали в доставленных к ним ящиках, и приобретенный через тех же банкиров один из прототипов новейшего, пока еще даже не представленного общественности, миниатюрного фотоаппарата изобретенного Вальтером Цаппом, что получит наименование Minox, грозили своему владельцу целой кучей проблем. Естественно, будь они у него обнаружены. Потому танкист и сделал всё возможное, чтобы вернуться обратно в СССР тем же путем, каким он прибыл в Испанию — то есть на советском судне. Благо в этом не было ничего удивительного, поскольку многие «добровольцы» пользовались этим же транспортным коридором. А уж по прибытии в Одессу ни у кого даже в голову не пришло загонять выполнивших свой интернациональный долг бойцов и командиров на таможенный досмотр. Потому всё сложилось как нельзя лучше. Самое ценное оказалось припрятано в корнях дерева на подходе к одному из городских пляжей, а все остальное «исчезло» вместе с якобы похищенным чемоданом. Стоило только оставить тот без присмотра на жалкие 2 минуты, как у поклажи тут же нашелся новый владелец. После чего удовлетворенный скоростью «работы» местных воришек Александр и «забодал» угол ближайшего строения, заранее убедившись, что никто его при этом не видит.
— Обидно, — то ли фыркнул, то ли пыхнул трубкой, в ответ хозяин кабинета. — Экое вы слово-то подобрали, не сильно соответствующее. Это было бы не обидно! Это было бы позорно! Позорно для тех, кто обязан оберегать покой советских граждан на родной земле, но не справляется со своей работой! Ну ничего, Александр Морициевич. Дайте только срок. Всё исправим. Всех отучим тянуть свои руки к чужому, не говоря уже о покушении на жизни наших героев.
— Да какой из меня герой, товарищ Сталин, — был бы Геркан молодой девкой, несомненно, потупил бы взор и раскраснелся лицом для пущего выражения эффекта смущения.
— А вы не скромничайте. Нам тут лучше видно, кто герой, а кто так, погулять вышел, — вынув изо рта трубку и ткнув мундштуком в сторону собеседника, наставительно произнес глава государства. — Вы герой. Именно благодаря вашим стараниям было принято решение о направлении в Испанию танков Т-24, которые все прочие товарищи никак не желали передавать в чужие руки. И именно данные танки принесли республике самые главные победы! Мне о том не единожды докладывали не только вы! Так что мало быть героем на поле боя. Хотя и в сражениях, насколько мне известно, вы ни в коем разе не праздновали труса. Не менее важно быть героем здесь, в тылу, в борьбе за отстаивание своей точки зрения. Тем более, что время раз за разом показывает именно вашу правоту. Мне ли не знать, сколько для того требуется мужества! Потому, ежели говорю, что герой, значит герой. А то, что второго Ордена Ленина на кителе не появилось, так то дело наживное. Заслужите еще. В вас я уж точно уверен, — что-что, а давать обещания скорого переселения человека в мир молочных рек и кисельных берегов, Сталин умел великолепно. Впрочем, как и обрубать все радужные мечты одним росчерком пера, а то и простым телефонным звонком. Но здесь и сейчас ему пока что требовалось именно первое. Тем более, что прибывший гость пока лишь радовал «хозяина».
— Приложу для того все свои усилия, — тут же состроив одухотворенное лицо, всем своим видом изобразил готовность к новым героическим свершениям Геркан. И неважно на ниве чего их виделось возможным свершать.