— От меня-то ты что хочешь услышать? Я ведь в этих ваших технических делах не шибко силен. — Прокрутив в голове предлагаемую подчиненным некую аферу, способную пойти им всем на пользу, наконец, уточнил Кривошеин.
— От вас, как от моего непосредственного командира, желательно получить не только разрешение на соответствующие действия, но и всяческую поддержку в среде наших старших товарищей для скорейшей организации моего посещения Франции. Ведь мало выбрать на месте наиболее «живые» моторы из числа сохраненных французами на своих складах. Их еще необходимо проверить на пригодность к монтажу в моторное отделение нашего танка, поскольку разновидностей данного двигателя выпускалось свыше двух десятков и далеко не каждый из них нам подойдет, — ни словом не соврал Геркан, поскольку всё именно так и обстояло. — Сам-то я, исключительно по собственному желанию, уж точно не смогу взять и поехать туда, словно какой-то турист, который совершенно случайно начнет выискивать и скупать авиационные моторы. А дело делать надо! И делать уже сейчас, пока не стало слишком поздно.
— Это уж точно! Не сможешь, — насмешливо хмыкнул полковник, представив себе описанную собеседником картину. — Ты это, присаживайся за мой стол и распиши, как в целом видишь назревающую проблему и пути её разрешения, а после отправляйся обратно в свои мастерские. Комиссия комиссией, а наше дело тоже страдать не должно. Я же со своей стороны постараюсь, как можно скорее обсудить твои мысли с товарищами.
Глава 2
Случайности не случайны
— Это что? — ткнув пальцем в не столько полноценный чертеж, сколько в более-менее подробный эскиз, уточнил у Геркана вызвавший его на аудиенцию генерал Гришин. Он же товарищ Доницетти, он же Ян Карлович Берзин, он же Петерис Янович Кюзис, он же главный военный советник со стороны СССР при республиканском правительстве Испании, он же глава советской разведки на Пиренейском полуострове.
— Это паровоз! — абсолютно честно ответил Александр, поскольку палец его высокопоставленного собеседника как раз уткнулся в схематическое изображение локомотива.
По всей видимости, ответственные советские товарищи из числа многочисленных военных и политических советников не сочли высказываемые танкистами беспокойства слишком серьезным делом, отчего военинженер всё же оказался вынужден на время перейти в состав комиссии по выработке национальной испанской бронетехники. Чем и занимался вплоть до середины января 1937 года, надежно прописавшись в Арсенале Картахены.
Изначально его, правда, пытались направить в Валенсию, где, как помнил краском, уже совсем скоро должен был начаться выпуск броневиков UNL-35 на шасси грузовиков ЗИС-5, сконструированных его коллегой — военинженером 3-го ранга Алымовым и полковником Генчевым, которые и в этот раз прибыли в Испанию, только в составе другого танкового полка. Но после краткого визита туда и пары-тройки бесед проведенных с данными «собратьями по ремеслу», ему удалось доказать испанскому начальству из состава комиссии, что его персона будет там совершенно лишней. И предложил в ответ свои услуги на ниве создания штурмовых бронепоездов, раз уж с производством танков в стране дела обстояли совсем скверно, а бронированные железнодорожные мастодонты уже вовсю бегали по достаточно неплохо развитым чугункам страны. Бегали пока не сильно успешно по причине своей общей убогости и слабости вооружения. Но всё же, всё же. Лиха беда начало.
— Паровоз вижу. Танков не вижу! — посмотрев, что действительно ткнул пальцем в изображение прикрытого листами брони локомотива, уточнил Ян Карлович причину своего не столько возмущения, сколько некоторого непонимания складывающейся ситуации. Ведь, в то время как со стороны испанцем ему пришли жалобы на Геркана, этого же самого краскома, наоборот, всячески нахваливали, что комкор Кулик[1], что комдив Мерецков[2]. — Ты же у нас конструктор танков! Так чего вдруг бронепоездами кинулся заниматься? Испанцы за это на нас в обиде. Им танки подавай! Сам ведь, небось, знаешь, насколько тяжелые потери они понесли при разгроме итальянских интервентов и войск националистов во время сражения за Саламанку. Два полнокровных танковых полка, считай, до одного батальона сократились. Да и немало наших товарищей свои жизни положили при прорыве вражеской обороны этого города. Про технику вовсе молчу. Тяжелых танков в строю лишь 19 штук осталось! Девятнадцать! А еще три месяца назад их было полторы сотни! И тут ты весь из себя такой красивый! Танки отказываешься делать! — Тут стоило отметить, что, не смотря на творящийся в Генеральном штабе испанской республиканской армии тихий саботаж со стороны немалого числа офицеров, не понимать стратегического положения именно Саламанки, где Франсиско Франко разместил свою ставку, не могли даже самые темные неучи из новых правительственных кругов. А после прихода к власти солидного количества анархистов, откровенных неучей там весьма прибавилось в угоду политической и военной конъюнктуре. То есть те самые «кухарки», о которых говорил Маяковский в своей поэме «Владимир Ильич Ленин», принялись пытаться руководить государством, опустив тот момент, что прежде им требовалось выучиться этому самому искусству управления, как то пропагандировал «вождь мировой революции» в своих речах. В общем, даже такие далекие от военной науки и политических интриг индивидуумы осознавали огромную ценность именно этого города. И дело тут состояло вовсе не в факте нахождения там «генералиссимуса» с его штабом, а в том, что через Саламанку проходил один из двух железнодорожных путей, по которым из Португалии шли грузы всей северной группировке войск националистов. Вот по городу и нанесли удар всеми наскоро сформированными и хоть как-то обученными войсками, пока итальянцы не успели прислать очередные подкрепления, а южная группировка войск франкистов зализывала раны после учиненного им разгрома на подступах к Мадриду.