Уж больно сильно промышленники обрадовались возможности открутить себе от поставленных еще весной в СССР германских танков, самоходок и броневиков те или иные интересующие их детали, да устройства. Как результат, не менее десятка единиц зарубежной бронетехники оказались вовсе раздеты догола, что и определило их дальнейшую судьбу становления мишенями.
— Хороший выстрел, — прокомментировал стоявший тут же Александр, отнимая от глаз бинокль. — А теперь давайте кондиционным снарядом. — И, не обращая внимания на посыпавшиеся со стороны командира орудия приказы, вновь поймал в оптику силуэт стоявшей на удалении в километр приземистой самоходки. — Вот ведь, незаметная какая, — пробормотал он себе под нос, отмечая, что на таком удалении и в силу действия эффекта экрана местности, при котором за счёт естественного искривления земной поверхности часть высоты мишени скрадывалась, ему была видна лишь рубка немецкой машины.
— Выстрел! — наконец, прокричали сбоку, и противотанковое орудие вновь отозвалось характерным тявком. Для рыка или рева калибр у неё всё же был маловат.
— Отменно! — похвалил Геркан меткость наводчика, наблюдая при этом рикошет от бортовой наклонной брони StuG-III. Да, если на своих танках немцы всё еще применяли сплошной «кубизм», то рубка данного штурмового орудия уже могла похвастать расположением многих граней под углами. — Ещё раз!
— Выстрел! — вновь раздался выкрик командира орудия, и на этот раз снаряд не ушел рикошетом, но и не пробил 30-мм бортовой брони самоходки, как показал последовавший осмотр.
Да, увы, но модель сорокапятки образца 1937 года при условии применения кондиционного бронебойного снаряда могла бы вскрыть такую защиту на дистанции не более 800–850 метров. Лобовую же броню обстреливаемой САУ толщиной в 50-мм самая массовая противотанковая пушка РККА не брала даже в упор. Очень уж катастрофически падала её эффективность при встрече с броневой преградой в 40-мм и более.
— Теперь по той же мишени из новой пушки и усиленным патроном! — дождавшись результатов визуальной проверки, отдал приказ Александр, имея в виду модель М-42, с в полтора раза более длинным стволом, которую, вот смех-то, он смог протащить на вооружение армии опять же лишь в 1942 году. Хотя создали её еще в 39-ом не без его непосредственного участия.
Вообще, имелись у него надежды, что в конечном итоге Красной армии выйдет вовсе отказаться от легких ПТО в пользу гораздо более солидных и мощных трехдюймовок. Однако вместе с постановкой на вооружение всё новой техники, всё новых тягачей, всё новых пушек, росло и число развертываемых дивизий. Отчего избавиться от гужевого транспорта в стрелковых частях и соединениях не представлялось возможным совершенно. Не менее половины всей советской артиллерии до сих пор тягали лошадки, которым вес орудия был сильно важен. Так весь взвод из двух 45-мм пушек со всеми их зарядными ящиками и прочим имуществом перемещало столько же коняшек, сколько требовалось для передвижения всего одной Ф-22. В общем, пришлось искать очередные компромиссы и в который уже раз доказывать правильность подобного поступка другим. Заодно протаскивая на вооружение новую, солидно облегченную, 76-мм полковую пушку, выполненную на том же лафете. И, в отличие от той же ОБ-25[1], что появилась в войсках РККА в 1943 году, как то помнил Геркан, эта новая полковушка имела уже полуавтоматический затвор. А разработка к ней кумулятивного снаряда, давало таковому орудию еще и превосходные противотанковые свойства. Впрочем, как и только-только принятой на вооружение ДРП-1 — 76-мм динамо-реактивной пушке.
Как шутил над самим собой Александр — непосредственно окунувшись с головой во все проблемы производства танков, он так возненавидел это дело, что мигом решил переквалифицироваться в противотанкиста. И что-то в этом действительно было. Сосредоточившись на несколько зависшем в РККА вопросе борьбы с танками, он вовсе забросил собственную инженерную работу в сфере бронетехники, выдав напоследок лишь проект «шушпанцера».
Прекрасно осознавая, что в ближайшие годы насытить войска полугусеничными БТР-ами у страны никак не выйдет, он разработал простейшую бронировку для серийных грузовых автомобилей марки ЗИС — бронекабину с бронекузовом, как это делали в блокадном Ленинграде в той истории, что уже никогда не должна была повториться. Как результат — в ближайшие год-полтора все танковые и мотострелковые дивизии виделось возможным пересадить на броню. Пусть большей частью на такую — импровизированную. Во всяком случае, все боевые подразделения уж точно. Чего покуда себе позволить не могли, ни немцы, ни американцы, ни французы, ни тем более кто-либо еще.