— Да-а-а, — подбив свою фуражку на затылок, чтобы не мешалась, протянул также смотрящий вверх Александр, внимательно наблюдавший за тем, как от пяти потянувших к земле дымящихся бомбардировщиков начали отделяться крохотные фигурки покидающих свои подбитые машины летчиков. — Не выйдет у нас быстрой и легкой победы. Увы.
— Вы что-то сказали, товарищ Геркан? — тут же поинтересовался стоявший сбоку дивизионный комиссар.
— Говорю, что лучшее средство защиты от вражеской авиации — это свой танк на их летном поле, — мигом «поправился» краском, недолюбливающий всю свою жизнь эту говорильную братию в рядах РККА, которую хотя бы в этом ходе времени не допустили до реального командования войсками. — Вот только подобные истребители взлетают лишь с бетонных полос, что расположены в глубине обороны противника. Стало быть, и пробиваться к ним в гости придется отнюдь не просто.
— Вот оно как! — как бы понимающе закивал головой собеседник. — А откуда у вас такие сведения? Ну, насчет бетонных полос, — продолжил политработник, как он себе представлял, легкий допрос неожиданно свалившегося на голову штаба дивизии высокопоставленного командира, имеющего в РККА очень неоднозначную репутацию.
— Так я такие машины еще в прошлом году помогал закупать для дальнейшего изучения нашей разведкой и авиаконструкторами. Потому и в курсе, как их сильных, так и слабых сторон, — махнул рукой Геркан, тем самым давая понять, что ни о чём таком стоящем сейчас не говорит. — Во-во-во! Смотрите! Одна четверка как подставилась! — внезапно перевел он всё внимание с себя на воздушный бой. — Если сейчас хоть один наш снаряд попадет, немецкая машина тут же вспыхнет! Уж больно не стойкие они к повреждениям. — По всей видимости, часть немецких пилотов являлись ещё новичками или только-только пересели на реактивную технику с поршневой, поскольку, проскочив строй бомбардировщиков, ринулись в стандартный боевой разворот и тем самым мигом лишились былого превосходства в скорости. А им уже прямо в лоб шла целая эскадрилья Ла-9.
Он оказался не прав в своих предположениях. Вспыхнули или же взорвались прямо в воздухе аж 5 самолетов. Три лавочкина и пара мессеров. Может в кабинах последних и сидели недостаточно хорошо подготовленные для управления Ме-262 пилоты, но храбрости им было не занимать. Отчего вышедшие друг другу в лоб крылатые машины понесли потери с обеих сторон. На чём бой и закончился. Летчики оставшихся немецких истребителей предпочли ретироваться подальше от столь зубастой охраны. Или же, что было хуже для советской стороны, пошли на соединение с более крупной группой своих самолетов, чтобы уже совместными усилиями вновь навалиться на бомбардировщики с красными звездами на килях и крыльях.
— Восемь — два не в нашу пользу, — проводив взглядом удаляющиеся по направлению к намеченной цели бомбовозы и оберегающие их ястребки, удрученно покачал головой Александр. — Такая арифметика нам точно не нужна.
Дальнейшую беседу двух краскомов прервал звук заполошной артиллерийской стрельбы, что, неожиданно началась примерно в паре километров севернее расположения штаба дивизии. Что было очень странно! Ведь в той стороне шло шоссе из Гродно в Белосток. А никаких сообщений о падении Гродно в дивизию не поступало. Хотя, стоило признать, что со связью уже творилась беда. Заранее проложенные линии полевых телефонов замолкали одна за другой, видимо, из-за действий диверсионных групп. Тогда как радиосвязь активно забивалась помехами и множеством фальшивых сообщений.
Но в любом случае начавшаяся пальба могла означать лишь одно — на данном шоссе каким-то непонятным образом оказались вражеские войска. Именно так произошло первое за эту войну столкновение германской танковой дивизии с советской. Что стало очередным тяжким уроком для солдат и офицеров Вермахта. Ведь, в отличие от танков стрелковых дивизий, насыщенных в основном Т-26Э, танковые дивизии пополнялись исключительно танками Т-34, новейшими Т-44 и даже тяжелыми Т-54М. Но тут Геркану не сильно повезло в том плане, что 33-я дивизия, к которой он временно прибился, была вооружена как раз тридцатьчетвёрками.
Будучи великолепнейшим танком для конца 30-х годов, в середине 40-х он уже переходил в разряд морально и технически устаревших машин, как минимум, в силу развития немецкой противотанковой и танковой артиллерии. А, стало быть, подавляющего превосходства над немецкими Т-III, Т-VI и StuG-III не имел. К тому же, подбивался из немецких длинноствольных 75-мм танковых пушек уже с дистанции в 1000 метров даже обычными тупоголовыми бронебойными снарядами, тогда как сам мог поразить противника навроде Т-VI или же StuG-III не далее 300 метров при ведении огня в лоб. Хотя, стреляя в борт, мог их взломать даже на полутора километрах. Причем немецкий танк с его 30-мм защитой бортов мог быть подбит советским 76-мм танковым орудием даже осколочно-фугасными снарядами. Что было отнюдь немаловажно, поскольку даже к лету 1944 года количество обычных бронебоев смогли довести в среднем всего до 42 штук для каждого 76-мм орудия. Тогда как следовало иметь под 200 подобных выстрелов! И это было катастрофой! Про подкалиберные бронебойные снаряды вовсе хотелось грустно промолчать. С величайшим трудом их смогли изготовить всего 30 тысяч экземпляров, что составляло чуть более одного унитара на каждое из имеющихся в РККА орудий подобного калибра.